20.08.2012 в 17:31
Пишет вэнс:ФАЙНАЛЛИ
Выписки из Евангелия от Харви Спектера, под редакцией Майкла «Forever Awesome» Росса, 2011, 1-е изд.
Оригинал: Excerpts From The Gospel of Harvey Specter, edited by Michael "Forever Awesome" Ross, 2011, 1st Ed. by RC_McLachlan archiveofourown.org/works/249292
PG-13, ангст и юмор, но в основном юмор
От переводчика: этот текст я хочу подарить koala bear и [J]королевская задница Риз[/J]. печеньки вам за терпение ♥
отдельное спасибо Shadi за помощь в решении задачки про сантименты :3
Фенвей Парк – домашний стадион бейсбольной команды Рэд Сокс.
Уолли – Wally the Green Monster, талисман Сокс.
«Город мальчиков» - www.kinopoisk.ru/film/26280/
Дело в том, что, несмотря на опасения Харви об ограниченном функционале его невероятной интеллектуальной мощи, Майк все-таки кое-что понимает в людях...Дело в том, что, несмотря на опасения Харви об ограниченном функционале его невероятной интеллектуальной мощи, Майк все-таки кое-что понимает в людях. Ну, в большинстве людей. В некоторых людях. Впрочем, может и только в Харви, который, в общем-то, все равно что открытая книга, даже с этими своими блестящими волосами и акульей улыбкой шириной в десять парсеков, и тут-то вас и заворожило его суперобложкой.
Майк знает, что к чему, когда дело касается книг, и судить эту фигню по обложке нельзя ни в коем случае.
Если бы Харви Спектер был текстовым носителем, он был бы Евангелием. Хотя, Майк уверен, что будь у него выбор, он предпочел бы стать сразу всей Библией, и Книга Бытия в итоге гласила бы: «А на восьмой день Бог такой и говорит: «Блин, чувак, чуть не забыл. Надо же сотворить парня, который сможет быть мной и делать мою работу на земле, стало быть, освобождая простого человека от всех его тягот (в том числе и бумажник простого человека освобождая). И поселить его в мультимиллионную высотку в Нью-Йорке тоже не помешает. И будет он моим даром этому миру. И назову я его Харви, и будут у него до смешного дорогие костюмы и до странного совершенный рот.»
Евангелие, как и любой религиозный текст, противоречив и полон спорных идей и информации. Майк ни за что бы не лоханулся, попытавшись ограничить Харви рамками учебного пособия или даже романа. Харви Спектер – предмет широкого истолкования, такого широкого, что на этой почве вполне могла начаться парочка-другая войн. Чем ему еще быть, если не Евангелием. И если кому и суждено написать Евангелие от Харви Спектера, то только Майку.
Который его и пишет.
Евангелие от Харви Спектера – незавершенное произведение: главы постоянно дополняются и редактируются, добавляются сноски и значимые цитаты – все чтобы выделить мелкие детали, которые и делают человека самим собой. Но день, когда первое издание, наконец, будет готово, близится. Это будет удобный для пользователя путеводитель по облеченному тайной и закованному в сияющюю броню неебической крутизны человеку-загадке по имени Харви Спектер.
Майк не сомневается, что Донна уже написала несколько подобных и, скорее всего, прячет их где-то в ящике стола, но она видит Харви совсем не так, как он, и потому его евангелие это совершенно другая история.
И названия глав круче, чем у нее.
Никто и ничто, даже единогласный вердикт, вынесенный жюри присяжных, состоящим из самых беспристрастных и разумных людей, какие только водятся в пределах штата Нью-Йорк, не сможет убедить Майка в том, что Харви не предстает перед Вулканским Верховным Командованием, когда уходит из офиса. Нет никакой модной квартиры, никакой десятиметровой плазмы на стене, нет ни пожарного шеста, ни горки как в аквапарке, ни ванны с шампанским и шлюхами (об этом Майк много думал). Но где-то в Верхнем Ист-Сайде точно есть портал, через который Харви попадает прямиком на планету Вулкан, где его ежедневно избавляют от всех эмоций и награждают золотыми звездочками за доклады о том, как он загоняет своего нового помощника в могилу под памятником с гравировкой «Живи долго и, сука, процветай».
Что бы там Харви ни говорил про «мой герой – капитан Кирк, Джеймс Тиберий», этот мужик точно вулканец.
Майк не видел Харви с самого утра (на самом деле, кажется, будто прошло одиннадцать лет – он почти уверен, что роется в этих документах с четырнадцати) и практически не спал уже не помнит сколько ночей. Кулер с польской родниковой водой пару часов назад отрастил руки и приветливо машет каждый раз, когда Майк набирается смелости на него глянуть.
Фирма относится к этому делу со всей серьезностью, поскольку их клиент богат как Крез и пообещал привести всех своих столь же обеспеченных дружков к Харви, если дело будет выиграно. Клиент, Конрад Бьюкэнен (естественно), договорился о сотрудничестве со своим старым другом, которого знал со школьной скамьи, и открыл ультрамодный бар под названием «айДринк» («айДебил» бы лучше подошло). Впрочем, партнерство скисло, когда друг, некий Хантер Уортингтон (конечно же), оставил его с носом и продал бизнес каким-то третьим лицам по непомерной цене. И в довершение всего, ни та, ни другая сторона не могут найти свою копию контракта. За время судебной тяжбы «айДринк» стал невероятно популярным заведением, и Конрад в бешенстве от того, что не получает положенные ему 50 процентов.
А Майк видит только двух богатеньких придурков, которые как-то раз надрались, пообещали друг другу открыть самый лучший в мире бар, поздравили себя с порабощением вселенной и набросали контракт помадой официантки на паре салфеток.
Салфетки. Ему предлагается искать барные салфетки.
Любой здравомыслящий человек уже давно бросил бы это дело или пошел к Луису и взмолился о другом задании, о каком угодно другом задании, сойдет даже теннис в комплекте с жуткой перспективой лицезреть Луиса в полотенце. Но Майк либо мазохист, либо ненормальный, либо просто хочет, чтобы Харви, глядя в его сторону, видел человека, который на самом деле чего-то стоит.
Речь идет о том самом Харви, кто, вместо того, чтобы сосредоточиться на этом деле, сбежал с другим потенциальным клиентом, оказавшимся заядлым велосипедистом и пригласившим Харви покататься в Олбани. Дорожки в Олбани, видимо, показались ему слишком ровными, так что Харви вместо этого предложил парню устроить гонку по всему городу. И взял велосипед Майка. Без разрешения. Майка чуть удар не хватил тем вечером, когда он вышел на обед и увидел на месте своего прекрасного десятискоростного велика стикер со смайликом. Харви, наверное, выкинул его на помойку где-нибудь между Пятой и Семнадцатой улицами и теперь смеется над этим, сидя в «Старбакс» с своим новым лучшим другом.
Мазохизм, сумасшествие или одобрение Харви.
Он мельком глядит на кулер, который машет ему в ответ. Ну, теперь всё ясно.
Когда Харви как ни в чем не бывало выплывает в проход между кабинками, успевает наступить полночь.
– Ну, как успехи? Еще не находил контракт? – спрашивает он, натянув самодовольную улыбку, и в какой-то момент Майку кажется, что он на самом деле видит маленькие завязочки, удерживающие её на месте. Наверное, пора сделать перерыв, или не пить больше «Ред Булл», пока уровень крови в его кофеине не повысится.
– Ты о том, который написан на салфетках? – Потому что, серьезно, на салфетках ведь. – Нет, Харви, не находил. А знаешь, чего еще я не делал? Не спал. Чуть больше десяти лет.
– Бедный щеночек, – отвечает Харви, так, будто он приятно этим удивлен. Но даже если его тон и должен вызывать желание хорошенько его треснуть, Майк не обращает на это никакого внимания. Неожиданно для себя он замечает, что разглядывает морщинки вокруг глаз Харви. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Майк пристально на него смотрит и решительно отвергает первые восемь пришедших в голову ответов. К своему вящему сожалению, потому что некоторые из них уморительны и блестящи, и буквально напрашиваются на иск за сексуальные домогательства.
– Ты мог бы, ну, я не знаю, отрастить душу и сжалиться над фальшивым юристом. Может, даже взять стул и чуток помочь мне с поисками?
Морщинки вокруг глаз Харви становятся еще немного глубже, и это почему-то выглядит так, будто он только что сошел с обложки GQ, а не просто стареет.
– Сожалею, но отсутствие души мешает мне заниматься целым ассортиментом ерунды вроде этой. Кроме того, ты все равно не найдешь здесь никаких салфеток. Уортингтон ни за что бы их не потерял. Если бы он их сохранил, он бы уже давно от них избавился.
Майк, может, и мазохист, но, по крайней мере, не идиот.
– Спасибо, Капитан Очевидность. Поэтому-то я и не ищу никаких салфеток.
Ему нечасто удается застать Харви врасплох, так что он наслаждается удивленным взглядом в ответ, как, наверное, Джим Кирк делал каждый раз, когда ему удавалось показать Споку. Смакует этот момент, как тонкое вино.
– Тогда какого черта ты делаешь?
– Собираю все, что нам понадобится, чтобы отшлепать Уортингтона – кстати, неужели у всех у вас, богачей, такие фамилии? – заблаговременным отказом от договорных обязательств. Уортингтон продал бар до того, как он открылся и начал работать, до того, как расторг партнерство с Бьюкэненом, а это значит, что вся сделка – чушь собачья. Что касается салфеток, неизвестные представители его компании оказались столь любезны, что сняли с них копии, скорее всего, даже не понимая, что это такое, – он махнул рукой в направлении двадцати копий, которые сделал он сам, на случай, если они потеряют девятнадцать. Никогда не знаешь, в какой момент Луис решит пробраться через форточку или выскочить из горшка с фикусом, покручивая свои невидимые усики и замышляя какую-то хрень, которая, в итоге, выставит его еще большим мудаком, чем он есть. – Также это значит, что у нас есть инкорпорация путем подписи, явленная в деле Л’Эстранж против Грокоб в 1934 году, 2 КБ 394. Мне продолжать, или ты уже готов меня боготворить? Пасть на колени, начать класть земные поклоны. Принести жертву, если есть неразбавленное вино или козел где-нибудь поблизости.
Харви опускает глаза и стучит пальцем по стеклу своих (скорее всего, безумно дорогих) часов. Наверняка отправляет шифровку на Вулкан – сообщает, что уничтожит мозг своего помощника Смертельным Захватом, но обязательно успеет на собрание Совета на гребаной планете X94G-1M.
Вот только… может, и нет. Потому что суперспособность Майка к визуальному наблюдению замечает, как приподнимаются уголки рта Харви, как Харви встречается с ним глазами, и в этих глазах горит нечто, чего Майк не видел с тех пор, как прозвучали слова «Мы должны нанять вас». А поскольку Майк обладает сумасшедшей интеллектуальной мощью, он подмечал каждое выражение, появлявшееся на лице Харви, для последующего изучения (что звучит как-то нездорово), и ему удалось определить их все, кроме этого.
– Иногда ты меня удивляешь, Майк, – говорит Харви, и слова почему-то кажутся такими ласковыми, каким сам Харви никогда не бывает и не должен быть, но они все равно заставляют его покраснеть. – Хорошая работа.
Так вот что это. Одобрение. Харви доволен. Им.
Ну, разумеется, Майк ведь всегда великолепен, но этот взгляд – такими взглядами стоило бы запастись, как он запасался «твиксами», когда был первокурсником, потому что его сосед по комнате оказался придурком, который решил, что имеет право брать вещи Майка без разрешения.
Это не взгляд вулканца. Сколько бы раз Кирку ни удавалось впечатлить Спока, тот никогда на него так не смотрел. Это целиком и полностью взгляд Харви. У Майка внутри все переворачивается и захолаживает, а шее наоборот становится тепло – так грела рука его матери, когда она проверяла, нет ли у него температуры, или просто хотела показать, что любит его.
Он сглатывает комок в горле, пытаясь устроиться на стуле поудобнее, и делает неопределенный жест в сторону коробок с идиотским семейным гербом Уортингтонов на стенках.
– Ну, конечно, это хорошая работа. Я же её сделал.
Харви закатывает глаза и делает ртом что-то странное, совсем как Майкл Бэй, превращая мягкую почти-улыбку в полноценную ухмылку.
– Завязываем с сантиментами.
– Так вот что это было? Сантименты… завязываем с сан… стой, это не всё! Вернись, мы не договорили! – громко заявляет Майк, когда Харви поворачивается и шагает прочь.
– Ошибаешься, – отзывается Харви, поднимая руку в ленивой попытке помахать ему на прощанье. – Приятного вечера, Росс, и позаботься о том, чтобы эти файлы были у меня на столе к восьми утра.
Майк плюхается обратно на стул, с досады пинает одну из коробок и кричит ему вслед:
– Ну и отлично, иди! Передавай от меня привет Администратору В’Ласу.
В пируэте, которому позавидовал бы сам Майкл Джексон, Харви разворачивается и, улыбаясь во все тридцать два зуба, складывает пальцы в идеальное вулканское приветствие.
Сноска №972-Н: Харви действительно треккер. Какого черта вообще.
Когда Харви покидает приемную судьи Иды, его губы крепко сжаты и кажутся тонкой линией, высеченной на камне. Харви вечно выглядит, как один из этих крутых секретных агентов – они все такие с зализанными волосами и в дорогих костюмах, с лицами, на которых не увидишь ни изъянов, ни малейших признаков вины. Вот только сейчас он совсем другой.
Побороть желание вернуться в приемную и перекинуться с судьей парой слов (и под парой слов он подразумевает «устроить мордобой») неожиданно трудно. Майк знает Харви всего несколько месяцев, а уже готов отправиться в тюрьму за избиение представителя судебной власти. Хотя, никакие присяжные не осудили бы его, если бы видели, какая сволочь этот Ида, заявивший на открытом судебном заседании, что «самонадеянность Харви порочит звание юриста». Ида. Что за имя такое для судьи – Ида? Только двоюродных бабушек зовут Идами.
Харви, не говоря ни слова, ловит такси. Его рот все еще сжат с выражением крайнего... крайнего чего-то, ну а Майку ничего не остается, кроме как забраться в салон, когда такси подруливает к обочине.
– Ну... Вот это номер. Там, с судьей. Что это вообще было, и как мне натравить на него Комитет по стандартам этики? – спрашивает он спустя три минуты самого неловкого молчания на свете, украдкой бросая взгляд на Харви, который лихорадочно набирает что-то на своем смартфоне. Харви, естественно, ничего на это не отвечает и хмурится еще больше, глядя на крошечный экран. Ладно. Он может и подождать, пока Харви соберется с духом и расскажет, в чем дело, доверится Майку так же, как Майк все это время доверяет ему.
Он ждет еще минуту. Потом еще одну. За ту вечность, что протянулась между этой парой минут, зародились восемь новых биологических видов, и целая далекая галактика была стерта с лица неизвестной вселенной.
Харви прячет смартфон во внутренний карман пиджака и так невыносимо грациозно откидывается на сиденье, будто он какой-нибудь средневековый король на своем чертовом троне. Если бы Майк попытался это повторить, его бы, скорее всего, арестовали за публичное совершение непристойного действия.
– Кодекс поведения судей Соединенных Штатов, Правило 2А, гласит, что...
– Я знаю, что гласит кодекс, – бормочет Харви, прислоняется головой к окошку и безучастно смотрит на проносящуюся мимо улицу.
Правило 2А. Уверенность общества в справедливости судебной власти подрывается безответственным или недостойным поведением судей. Судья должен не допускать проявления или видимости недостойности поведения. Судья должен быть объектом постоянного общественного контроля. Судья должен согласиться с возлагаемыми на него ограничениями, которые могут казаться обременительными для обычного гражданина, и должен добровольно им следовать. Запрет в отношении проявления или видимости непорядочности касается поведения судей как в профессиональной сфере, так и в личной жизни. (Кодекс поведения судей Соединенных Штатов, Том 2, июнь 2009)
Перевод: судья ни при каких обстоятельствах не может вести себя, как мудак, иначе у него будут большие проблемы.
А поскольку Майку везет как утопленнику, в этот самый момент они встают в километровую пробку на Парк Роу, и это значит, что теперь он заперт в такси, которое пахнет освежителем воздуха и чужими карманами, вместе с Харви, который обращается в камень быстрее, чем если бы Медуза Горгона залепила ему пощечину собственным лицом.
Он никогда не видел Харви таким. Даже после того, как судья Перл в открытую вытер об него ноги на слушании по патентному судебному запрещению, Харви как ни в чем не бывало выплыл из зала суда и объявил происшедшее всего лишь «небольшой заминкой». А это разбитое, бледное как полотно существо просто не может быть тем Харви, которого он знает. Харви не бывает разбитым; Харви вразвалочку подходит к поражению, дает ему по морде, трахает его мать и больше ей не звонит.
Майк нервно постукивает пальцами по ноге и украдкой смотрит на Харви, который все еще сидит, уткнувшись лбом в стекло. Торчать в одном такси с таким Харви просто невыносимо. Нужно как-то ему помочь, сказать что-нибудь, чтобы стереть это выражение с его лица. Если Майк этого не сделает, зло восторжествует.
– Я хочу заявить с занесением в протокол, что черепахи – бессердечные ублюдки.
За этим следует мгновение тишины – вдобавок к той тишине, что уже была – а потом Харви поднимает голову от окна и оборачивается к Майку, глядя на него с неподдельным удивлением. Хорошо хоть не с тем жалким отчаянием.
– Прошу прощения, – говорит Харви, качая головой. – Мне показалось, ты сказал что-то про...
– Черепах, – договаривает за него Майк, сочувственно кивая. – Я про них и говорил. И это чистая правда. Черепахи – самые безжалостные, бесчувственные, коварные твари, которых только могло занести на землю господа нашего.
Харви таращится на него так, словно забыл, что Майк идиот.
– Не знаю, что ты слышал о черепахах, но вот то, что они, якобы, тупые и неповоротливые – это полная фигня. Понимаешь, я купился на эту чушь, когда был маленьким, поэтому, когда бабуля подарила мне Опи, я думал, что он будет самой беспроблемной зверушкой, какую только можно придумать.
– Ты назвал свою черепаху Оп...
– Мне что, опять напомнить тебе, что я думаю о том, когда меня перебивают? Так вот, Опи был сухопутной черепахой, подарком на мое одиннадцатилетие, но, по-моему, на самом деле бабуля просто пыталась занять меня чем-нибудь кроме Тревора, так что он мне сразу понравился. Стоило ей только показать мне его террариум, как через две минуты я уже рисовал комиксы про Великолепного Майка и его кореша черепаху...
– Опи.
– Заткнись. Короче, я выучил все, что только можно было выучить про сухопутных черепах. Каждую неделю натирал его панцирь воском. Кормил его кусочками гамбургеров и курицей и его любимой яичной лапшой. Да любая черепаха душу бы продала за такого хозяина! И, естественно, через пару недель стало твориться что-то странное...
Харви тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонях, пытаясь скрыть улыбку, которую Майку все равно отлично видно.
– Ты вообще понимаешь, что ты несешь?
Две секунды отделяют Майка от того, чтобы набрать номер Джорджа У. Буша и заорать в трубку: "ВОТ КАК ВЫПОЛНЯЮТ МИССИЮ, ЕБЛАН!", и никто не осмелится сказать, что Майк не умеет как следует злорадствовать, потому что он умеет. И неплохо. Но в этом случае он решает отложить злорадство на потом и вернуться к нему позже, когда он будет на своем рабочем месте, и можно будет станцевать победный танец, а пока он радостно улыбается Харви:
– Неа.
Снова воцаряется тишина, только уже не такая тяжелая, и Майку больше не кажется, что у него взорвется голова, если он чем-нибудь ее не заполнит. Харви смотрит прямо перед собой, его губы беззвучно шевелятся, а Майк стучит пальцами по подлокотнику в такт "Rhythm Nation", и все, кажется, вернулось в норму. Харви больше не строит из себя трагического Бэтмена, а остальное, вроде как, не имеет значения.
Это, конечно, совсем не значит, что Майк не нароет столько грязи, сколько сможет, на судью Иду, и не похоронит его заживо.
– Так что там, – пару минут спустя спрашивает Харви, – стало происходить с Опи?
Майк расплывается в довольной улыбке.
– Он начал портить мои вещи. Понятия не имею, как он добирался до верхних полок. А еще, он начал меня преследовать.
– Ну, конечно.
– Что я могу тебе сказать? – Майк надменно пожимает плечами и краем глаза видит ухмыляющегося Харви. – Это все мой животный магнетизм.
В какой-то момент кажется, что Харви сейчас прервет этот поток чуши про Опи (который действительно был тем еще мерзким ублюдком: следил за Майком, пока тот спал, и неизвестно как выбирался из террариума, чтобы ползать за ним по пятам и караулить его в темных углах, как какой-нибудь наемный убийца) и перейдет, наконец, к делу. Майк, может, и не готов еще сидеть за одним столом со взрослыми, но он готов быть другом Харви не меньше, чем его протеже и «щеночком». Что бы Харви ему ни сказал, он унесет это с собой в могилу. И пригрози Святой Петр выпинать его из Рая, если он не выложит ему все как на духу, Майк будет держать рот на замке всю дорогу до Ада.
Но вместо этого Харви качает головой и одаривает Майка хитрой улыбкой:
– Животный магнетизм, говоришь? А голуби к тебе не пристают, когда на улицу выходишь?
– Штабелями передо мной укладываются.
Ну и ладно. Если Харви нужно время, чтобы перестать быть скрытным болваном и начать доверять Майку так же, как Майк доверяет ему, Майк подождет. Он не торопится.
Дополнение: Харви все ему рассказал ровно семнадцать дней спустя. Ничто из этого не было для него новостью.
Судья Уильям Б. Ида: род. 4 марта, 1975 в Бруклине, штат Нью-Йорк. Родители: Маркус и Джанин Ида. В 1997 году с отличием закончил Юридический факультет Гарвардского Университета. Получил степень доктора права в 1999, получил звание судьи в 2001, избран на должность в 2002.
Сноска №41103-М: Ида был лучшим другом Харви со времен обучения в Гарварде; дружба закончилась, когда Харви обнаружил «партнерские связи» Иды с некоторыми фармацевтическими компаниями, которые были особождены от ответственности за ряд совершенных ими преступлений.
Добавлено 9 сентября, 2011: Комитет штата Нью-Йорк по стандартам этики начал расследование в отношении судьи Иды по факту обнаружения «неопровержимых улик», указывающих на то, что Ида принимал взятки от МэтчКо Фармасьютикалс с целью повлиять на исход судебных процессов, а также на основании ряда жалоб о грубом нарушении Идой служебных обязанностей.
Кто теперь порочит звание юриста, а, скотина?
– Это что еще такое.
Окей, Майк готов признать, что ему часто снится, как он просыпается рядом с Харви. Это его самые любимые сны, и они обычно кончаются страстным сексом и завтраком в постели (под этим подразумевается Харви, который ест кусочки фруктов с бедер Майка). Но проснуться рядом с полностью одетым Харви, который стоит у кровати с кепкой Рэд Сокс в руке и таким искренним ужасом в глазах, будто только что застукал Майка с Луисом? Не совсем то, что он имел в виду.
– Господи, ты прямо как тень отца Гамлета, – ворчит Майк, натягивает на голову подушку и вдыхает успокаивающий запах пота и разрушенных надежд. Он замолкает, потом вдруг сбрасывает подушку, потому что… – Ты в моей квартире. Почему ты… как ты вообще сюда попал? Я точно знаю, что дверь была заперта.
Харви швыряет кепку ему в лицо.
– Что это такое и почему оно лежало в твоих вещах?
– Не уходи от темы. По какому такому волшебству ты оказался у меня в квартире? Это все тот портал на 96-й улице, да? А стройка – просто прикрытие.
Тут он вспоминает, что вчера, добравшись до дома, первым делом сбросил брюки и заполз в постель, предвкушая, как отметит свой долгожданный выходной, целый день валяясь в праздничной коме. Поэтому в данный момент штанов на Майке нет. А до Харви всего каких-то тридцать сантиметров.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – отвечает Харви и указывает на кепку, которая теперь лежит у Майка на коленях (о, спасительная кепка). – Избавься от нее и одевайся. Нас ждут дела.
– Нас? – смеется Майк. – Нас не ждут никакие дела. С чего я это взял? А с того, что вчера мы уже доделали свои дела, а я доделал еще и всю фигню, которую мне всучил Луис. И это значит, что сегодня мы чудесным образом свободны и можем делать все, что захотим. Не знаю, как насчет нас, но лично я не спал с четвертого класса, и на этот день у меня запланирован именно сон, так что…
– На том свете отоспишься. Ну, или когда станешь старшим партнером. То есть, на том свете, – Харви обводит взглядом спальню Майка и презрительно кривит губы. – Как ты здесь живешь? Богом клянусь, тут пахнет асбестом.
– Хорошо, что асбест на самом деле не пахнет, – Майк тянется рукой за спину, чтобы почесать под лопаткой, (и да, может, ему действительно пора прикупить пару новых простыней) а потом поднимает взгляд на Харви как раз вовремя, чтобы заметить, как тот отводит глаза и делает вид, будто сосредоточенно рассматривает плакат на противоположной стене.
– Маппеты? Тебе что, двенадцать?
Майк настороженно на него смотрит.
– Тебе не нравятся Маппеты? А в свободное время ты пинаешь щенков и ломаешь тормоза на школьных автобусах?
– Как ты меня раскусил?
Неважно, как неприлично хорош Харви в этом костюме, или как сильно Майку хочется с ним переспать. Потому что он его убьет.
– Харви, – медленно выговаривает Майк, – если ты сейчас же не назовешь мне хоть одну вескую причину для того, чтобы вламываться в мою квартиру в мой выходной, я засужу тебя за моральный ущерб и за то, что ты мудак.
Уголки рта Харви растягиваются в довольной улыбке.
– Мы идем в культпоход.
– В культпоход. Ты разбудил меня ради… погоди-ка. Культпоход подразумевает, что у тебя есть хобби. У тебя есть хобби? Всамделишное хобби? Правда?
– В культпоход. И, к сожалению, вышеозначенный поход подразумевает, что на тебе должны быть брюки. Так что надень их. У тебя пять минут. А если наденешь эту кепку, я хладнокровно тебя прикончу, и ни одно жюри присяжных в мире меня за это не осудит. Пять минут.
Высказав всё это с таким видом, будто он несет Слово Божье, Харви разворачивается, презрительно усмехается плакату Маппетов (а Майк оплакивает его, по всей видимости, тяжелое, страшно тяжелое детство) и уходит так же внезапно, как и появился. Уходит как раз в нужный момент, потому что кепка Рэд Сокс, которая так его оскорбляет, вряд ли смогла бы и дальше скрывать стояк Майка.
Луис, голый Луис называет Майка своим пони.
Взрывоопасная Обстановка: Разряжена.
Минуточку.
«К сожалению, вышеозначенный поход подразумевает, что на тебе должны быть брюки.»
К сожалению.
К сожалению.
Улыбаясь от уха до уха, Майк сбрасывает с колен кепку и отправляется на поиски штанов. К сожалению.
Часом позже они стоят на Стадионе «Янки», и Майк чувствует себя предателем родины. Бабушка его убьет, когда узнает, что он добровольно отважился ступить на вражескую территорию; его родители наверняка переворачиваются в гробах.
– Харви, мне нельзя здесь находиться, – шипит Майк, когда ловит на себе взгляд какого-то толстяка, который так на него смотрит, будто знает, что Майк – фанат Сокс. Все это кончится факелами и вилами. И его похоронят в расцвете лет.
Вместо того, чтобы беспокоиться о том, что Майка ожидает верная смерть, Харви с торжествующей улыбкой простирает длань свою над полем и объявляет:
– А на восьмой день создал Бог Стейнбреннера, который вывел Янкиз в Высшую Лигу, где они находятся и поныне, с семью титулами Ежегодного Чемпионата и одиннадцатью призовыми знаменами.
Учитывая, что Майк пишет Библию, он почти уверен, что на восьмой день все было не так, но чем бы Харви ни тешился.
– Умоляю, скажи, что это только первая остановка в нашем культпоходе, – по слухам, фанаты Янкиз способны унюхать исходящий от человека запах Фенвей Парка. Родители Майка однажды взяли его туда на игру, когда он был маленьким. Это было почти двадцать лет назад, но он уверен, что все еще пахнет достаточно сильно, чтобы натравить на себя толпу. – Харви, они знают. Они это чуют, как собаки.
– У меня сезонный абонемент. Пожизненный, – улыбается Харви.
В волосах Харви нет геля. Как жить во вселенной, в которой такое возможно?
– Это что, отдельное спасибо от Стейнбреннера за то, что ему скостили срок временного отстранения?
Девушка за прилавком торговой палатки точит нож, и, судя по её виду, её лучше не злить, зато от хот-догов на гриле, рядом с которым она стоит, просто текут слюнки. Майк умирает с голоду, но решает, что сегодня все же не лучший день, чтобы испытывать судьбу.
Харви удивленно на него смотрит.
– Это было в семьдесят четвертом.
– Знаю.
– Мне тогда и года еще не было.
Майк пожимает плечами.
– Я на восемьдесят один процент уверен, что ты выскочил из головы своего отца уже готовым обладателем степени в юриспруденции, так что понятие возраста к тебе на самом деле не относится.
В ответ Майк не слышит смеха, на который рассчитывал. Вместо этого Харви озадаченно на него смотрит, и его взгляд все равно что прикосновение, которое Майк чувствует сразу по всему телу.
– Ты знаешь о пожертвованиях в фонд Никсона?
– Конечно, – отвечает Майк, с улыбкой и легким головокружением от этого взгляда, и подталкивает плечо Харви своим. – Все фэны Сокс знают. Это один из козырей, которые мы держим в рукаве на случай, если встретимся с врагом лицом к лицу.
У Харви вырывается смешок.
– Не стоит так громко об этом говорить. Фанаты Янкиз не шутят, когда речь заходит об их команде.
– А мы, думаешь, шутим? Да у меня Уолли на быстром наборе, – и это чистая правда. – Ну так что, мы здесь, чтобы встретиться с клиентом? Правда, я, честное слово, не помню, чтобы кто-нибудь вчера назначал встречу…
Харви, ухмыляясь, качает головой и кладет Майку на поясницу ладонь. Её тепло просачивается сквозь рубашку и даже кожу, и прожигает его насквозь. Он не может сдержать электрические разряды дрожи, которые ползут вверх по его позвоночнику, и Харви наверняка это чувствует. К счастью (или к несчастью), Харви ничего на это не говорит.
Харви ведет его к элитным местам прямо над скамейкой запасных, сразу плюхается на сиденье и окидывает поле таким взглядом, будто это его королевство.
– Нет никакого клиента.
И это… неожиданно.
– То есть, ты разбудил меня в мой выходной, вытащил меня из моей лишенной асбеста квартиры в расположение противника, чтобы… посмотреть бейсбольный матч.
Харви поднимает голову, чтобы, щурясь от солнца, заглянуть Майку в глаза, и его лицо озаряет широкая улыбка. У Майка от этого волшебного превращения громко стучит сердце.
– Садись, идиот. Я собираюсь показать тебе, на что способна настоящая бейсбольная команда.
Майк смущается и краснеет, и сразу чувствует себя не в меру довольным жизнью, но все же садится и прижимается коленом к Харви.
– И говоря «настоящая», ты имеешь в виду «купленная».
– Я крикну «Рэд Сокс – чемпион» и покажу на тебя.
– А я встану и скажу, что ты ненавидишь Маппетов. Хочешь поспорим, кого сильнее побьют?
Дополнение: Бейсбольные матчи по выходным становятся традицией. На них обычно приходит Донна, и это прекрасно, потому что она ловит мячи вне игры как настоящий профи.
Примечание редактора №81: Виноват был Майк, но все закончилось хорошо, и Харви простил ему ошибку.
Нет нужды к этому возвращаться. Когда бы то ни было.
У него гудит голова. Гул в голове не похож на обычное «О ГОСПОДИ Я ЗНАЮ ВСЕ ЧТО ТОЛЬКО МОЖНО», он мягче. Больше напоминает белый шум. Телевизионные помехи или звук, который идет после сигнала автоответчика. На свете миллион дел, которыми он должен быть занят: делать звонки, приводить вещи в порядок, вытирать слезы со щек, но все, чего он хочет – погрузиться в этот гул и дрейфовать на его волнах, пока от него совсем ничего не останется.
Майк закрывает глаза, тяжело вздыхает и упирается затылком о картотечный шкаф, спиной к которому он присел, когда не мог больше стоять. Этого мало. Слишком мало воздуха, и он задохнется, прямо здесь, совсем один, и это будет совершенно закономерно, потому что ничего другого он не заслужил.
Естественно, в этот самый момент кто-то его и обнаруживает.
– Ты уже на пять минут опоздал с предложениями ответчику, – говорит Харви; его голос доносится словно издалека, будто он за много километров отсюда. – На пять минут. Ты…
– Твоя тень, твое зеркальное отражение, твой двойник, вторые врата в Фантазию, знаю, знаю, – дрожащим голосом договаривает за него Майк, утыкается лицом в колени и снова пытается вдохнуть, пытается продлить свое украденное время еще хоть на минуту.
Следующее за этим мгновение тишины тянется целую вечность, пока не начинает трескаться по краям, как перетянутая резинка, и нарушается только когда Харви осмеливается позвать его по имени.
Что-то в нем рушится, и мир просто… исчезает. Его дыхание становится легче и спокойнее.
– Она была совсем одна. Говорят, что она умерла во сне, но, на самом деле, это просто вежливый способ сказать, что рядом никого не было.
– О, черт.
Майк вздрагивает, когда Харви наклоняется, чтобы присесть с ним рядом, потому что не может быть, чтобы эти бесценные брюки, сшитые Рене по индивидуальным меркам, коснулись пола, покрытого пылью, грязью и неудачами.
– Ты что, перестань! Твои брюки, наверное, стоят дороже моей жизни! Рене меня убьет.
– Серьезно? Мои брюки?
Сарказм в голосе Харви знакомый и согревающий, и Майк прикрывает глаза, чтобы насладиться им, запомнить его и вместе с маленькой карточкой сложить в архив, где хранятся все интонационные оттенки Харви, но он ускользает от него, оставляет его одного, и это все, о чем он мечтал, просто взять и перестать думать, но это совсем не то, чего он хочет, вовсе нет, и… рука Харви обнимает его за плечи, ладонь ложится ему на глаза.
– Ну ладно, успокойся.
– Я спокоен. Это спокойствие.
– Это не спокойствие, это шок, – что-то прислоняется к его голове, ему совсем не тяжело, но он не сразу понимает, что это щека Харви. – Расскажи мне.
С чего ему вообще начать? Как можно выразить словами, чем для него была бабуля, словами, которых она заслуживает, словами, которые нарисуют большую, разноцветную, прекрасную и удивительную картину, которой она… Он не может. Не может найти слов. Он никогда их не читал, никогда не видел, никто никогда им его не учил, так откуда ему знать? Что он будет говорить на похоронах?
– Я собирался навестить её на этой неделе, – В белый шум просачивается тонкая струйка звука и цвета, и Майк прерывисто вздыхает. – Я купил ей это ожерелье. Ну, знаешь, одно из таких украшений, которые должны иметь такие женщины, как она. Элегантное, шикарное, но простое. Из белого золота, потому что оно же хорошее, да? Бабуля нашла его в каком-то каталоге еще год назад, ну а я на него наткнулся только пару недель назад, когда мы уезжали из Розлиндейла, и оно было идеальным, все эти петельки и плавные линии, но изысканным, неброским, и первый раз в жизни у меня были средства, чтобы купить такое и показать ей, как сильно я её люблю и ценю, потому что меня теперь никогда не бывает рядом, а она вырастила…
– Замолчи, – тихо говорит Харви, и ладонью, которой закрывает Майку глаза, склоняет его голову на свое обтянутое пиджаком от Зенья плечо. – Ты бормочешь какую-то чушь.
– Это ты так пытаешься меня утешить? Потому что я знаю, что ты гордишься тем, что у тебя все получается, но вот именно это у тебя получается хреново, – Вот только… ладонь на его глазах мягкая и прохладная, и Харви пахнет сандаловым деревом и миррой, и Майк просто утопает в нем. – Я говорил с ней в субботу. Перед тем, как мы отправились на игру. Она сказала, чтобы я купил себе столько мороженого, сколько смогу переварить.
Харви беззвучно смеется.
– Что объясняет, почему ты купил девять штук и не поделился с Донной.
– Она получает столько, сколько мне и не снилось, так что могла бы купить себе мороженое сама, – отвечает Майк. – Плюс, она съела два ведра куриных крылышек. Как в нее столько влезает?
– Ни за что не признается.
Они замолкают, и запах пыли и сандалового дерева снова отправляет Майка в дрейф над всеми планами и приготовлениями, которыми ему придется заняться; звонками, которые придется сделать; заявлением об отпуске за свой счет по семейным обстоятельствам. Все это просто затягивает дымкой в тишине под сводом ладони Харви.
– Как все могло произойти так внезапно? С ней все было в порядке. То есть, Господи, за что же я тогда платил этому долбаному дому престарелых? С ней все должно было быть в порядке. Она и есть та причина, по которой я здесь оказался, и теперь все должно было наладиться. Как такое могло случиться? – Харви рядом с ним шевельнулся и коснулся его лба чем-то мягким. Может быть, губами. Может, носом. – Я собирался познакомить тебя с ней.
– Правда?
– Она хотела познакомиться с идиотом, который дал её внуку-неудачнику без диплома юрфака шанс, выпадающий раз в жизни, – говорит он, и это в точности то, что она сказала, дословно, правда, потом она еще добавила, что «если Тревор попробовался на ту же должность, надеюсь, ему наподдали дверью на прощанье».
Еще одно нежное прикосновение, теперь к волосам.
– Я тоже хотел бы с ней познакомиться.
Харви Спектер и Клер Росс, вместе в одном помещении, никаких правил, никаких поблажек. Это могло быть потрясающе. Они бы сразу стали лучшими друзьями.
– Я не уверен, что знаю, что мне теперь делать, – шепчет Майк, и его признание рассеивает белый туман, запах сандала и пыли, а ладонь, закрывавшая ему глаза, куда-то исчезает, и остается только большой палец, осторожно поглаживающий его скулу. – У меня было, наверное, восемьдесят аварийных планов на случай, если… Ни одного не помню.
– А ты уже?..
– Мне позвонили полчаса назад, – отвечает он, слегка поднимая голову, так, чтобы провести кончиком носа по щеке Харви. – Не могу… Если я выйду отсюда, все это будет по-настоящему.
Харви вздыхает, свободной рукой берет Майка за подбородок, придерживает его на месте и проводит губами по уголку его рта, по его переносице, пробуя языком соль на его коже, быстро, сладко и невероятно.
Майк вздрагивает, его ладони хватаются за руки Харви, за его костюм, за все, до чего могут дотянуться, потому что так Харви его погубит. Он рассыплется на кусочки от того, как Харви о нем заботится.
– Жаль тебя огорчать, но, выйдешь ты отсюда или нет, все это по-настоящему, – говорит Харви и пресекает все его возражения поцелуем. – И никогда не перестанет быть настоящим.
Майк хочет, чтобы это не кончалось, но Харви отстраняется, убирает ладонь с его глаз и большим пальцем стирает слюну с его припухшей нижней губы.
– Время ты выбрал, конечно, – тихо говорит Майк. У него покалывает губы и больно сжимается сердце, потому что все это намного больше того, с чем он готов был справиться. – Хреновое.
– Я выбрал идеальное время, – возражает Харви, задевает ресницы Майка своими, склоняясь ближе для еще одного поцелуя. – Но я не собираюсь этим заниматься в гребаном подвальном архиве, поэтому вот что сейчас произойдет. Я отменю все свои сегодняшние встречи, ты возьмешь свою джентльменскую сумочку, и мы уйдем отсюда.
Точно. Реальность. Майк заставляет себя оторваться от Харви и трет глаза, облизывает губы, дрожит от волнения. Поднимается на ноги и трясущимися руками пытается расправить пиджак. Почему им нельзя просто остаться здесь на следующие, например, лет десять?
– Я не могу взять тебя с собой.
Все еще сидящий на полу Харви хмурится.
– Это почему еще?
– Она бы тебя возненавидела, – говорит Майк и не может удержаться от смеха при виде возмущенного выражения лица Харви.
– Ты же только что сказал, что она хотела со мной познакомиться.
– А потом я вспомнил, что ты терпеть не можешь Маппетов и Сокс.
Харви закатывает глаза, грациозно встает и отряхивает пыль с брюк и краев пиджака.
– Я тебя умоляю. Она была бы в восторге. Я нравлюсь всем женщинам. Посмотри на меня.
Майк улыбается.
– Я смотрю.
Харви бросает на него испепеляющий взгляд, и он добавляет:
– На человека, которого она, скорее всего, отравила бы в ту же секунду, когда ты заговорил бы об уровне подготовки Джитера.
Но Харви не смеется. Он протягивает руку и берет Майка за подбородок, чтобы совершенно серьезно всмотреться в его лицо. Решительно кивает.
– Не стану врать, Майк. Тебе будет больно. Будет тяжело, и ты, скорее всего, потеряешь покой и сон, перестанешь есть и превратишься в еще более бесполезное создание, чем обычно. И это нормально.
– Харви…
– Замолчи. Ты наверняка забудешь все, что я собираюсь сказать, как только мы туда войдем, поэтому слушай. Твоя бабушка умерла не в одиночестве, Майк, она умерла во сне. Ей было тепло и удобно, она находилась в палате, оборудованной по последнему слову техники, оплаченной её любящим внуком, который вкалывал как проклятый, чтобы она там и оставалась. Прошлой ночью она легла спать, зная, что любима. Честное слово, я не могу представить себе лучшей смерти. Скучать по ней – нормально, оплакивать её – нормально, но совершенно не нормально винить себя, так поступают только тупоголовые кретины, а тебе, как моему отражению, строго-настрого запрещено вести себя, как тупоголовый кретин. Я не трачу ни свое время, ни свои… чувства на кретинов.
Майк изумленно на него таращится. Харви задумчиво поджимает губы.
– Да мне книги надо писать.
– Вот в этом я тебя уже опередил. И, пожалуйста, больше никогда не пытайся никого утешить; ты так произнес слово «чувства», будто это какая-то болезнь.
Но после этого ему становится чуть легче дышать. Он больше не боится, что у него случится неминуемый нервный срыв, стоит ему только выйти из этой комнаты. И если Кайл решит до него докопаться, он, наверное, не сломается и не изобьет его до полусмерти. Наверное.
На его поясницу опускается ладонь и мягко подталкивает его в сторону двери.
– Да брось, парень. В трудную минуту я могу быть круче, чем ты…
– … и, может, это та самая минута, – договаривает Майк, и его губы медленно складываются в улыбку. – Знаешь, «Город мальчиков» был одним из её любимых фильмов.
Харви ухмыляется и обнимает его, крепкий и надежный, как каменная стена.
– Она наверняка была та еще штучка.
Клер Н. Росс (урожденная Бреммен), школьный учитель экономики и истории, умерла 21 марта 2012 в Нью-Йорке. Ей было 87 лет.
Мисс Росс стала первой из нескольких поколений своей семьи, кто пошел в колледж и избрал стезю образования. Будучи школьницей, она работала волонтером на нужды фронта на многих местных фабриках. Она завершила свое обучение в 1947 году и годом позже стала первой женщиной-учителем истории Школы №112. Ученики любили её за живой ум и умение относиться к предмету с юмором.
Когда начался послевоенный экономический бум, мисс Росс изучила об экономике все, что могла, в надежде привить своим ученикам новые ценности. В 1959 году она стала одной из первых женщин-студентов, поступивших в Нью-Йоркский Университет, где и познакомилась со своим будущим мужем, Джеймсом Россом, профессором юридического факультета. Они поженились в 1961-м, и вскоре у них родился сын, Аарон, который, вместе со своей женой, трагически погиб в автокатастрофе в 1997 году. Мисс Росс вырастила своего внука Майкла вместо них.
Участие мисс Росс в жизни Школы №112 не оставалось незамеченным: она одиннадцать лет была тренером команды по инсценировке судебных процессов, которая, под её руководством, выигрывала чемпионат штата девять лет подряд. Она оставила должность учителя после смерти Джеймса в 2002 году. В 2007-м ей был поставлен диагноз – рак.
Мисс Росс посещала все встречи и состязания команды, на которые могла прийти, что помогло зажечь интерес к праву у её внука. Также она была первоклассным игроком в шашки.
Поминальная служба состоится 30 марта на крыше Уилф-Холл, по адресу: Макдугал стрит, 139.
Примечание, 2 апреля 2012: Речь Майка на поминках бабули останется в веках как самое уморительное и душещипательное событие новейшей истории. Харви не плакал, но соринка попадала ему в глаз четыре раза.
Бабуля смеялась бы до упаду.
Евангелие от Харви Спектера – незавершенное произведение, пятое издание которого готовится к выходу где-нибудь в следующем году, чтобы представить усовершенствованную версию удобного для пользователя путеводителя по облеченному тайной и закованному в сияющюю броню неебической крутизны человеку-загадке по имени Харви Спектер.
Но единственный пользователь этого путеводителя – Майк, и поэтому он ни с кем им не делится, прячет его в шкафу между своей курткой с эмблемой Сокс и принадлежащей Харви осенней коллекцией Данхилл. Под стопкой бумаг и счетов из ресторанов. В смятых прошлой ночью простынях и дебильном стеклянном лифте, который Майк втайне обожает, потому что в нем чувствуешь себя, как Джеймс Бонд. Между пустыми жестянками из-под «Ред Булла» в мусорке и в банке с умопомрачительно дорогим кофе Харви, которую снесла со стола кошка. В ласковом изгибе губ Харви, когда он улыбается по утрам, и в золотых кольцах, которые они носят, но о которых не говорят.
Если же Майку все-таки захотелось бы толкнуть эту фигню в какое-нибудь издательство, он почти уверен, что прописался бы в списке бестселлеров Нью-Йорк Таймс на всю оставшуюся жизнь.
URL записиВыписки из Евангелия от Харви Спектера, под редакцией Майкла «Forever Awesome» Росса, 2011, 1-е изд.
Оригинал: Excerpts From The Gospel of Harvey Specter, edited by Michael "Forever Awesome" Ross, 2011, 1st Ed. by RC_McLachlan archiveofourown.org/works/249292
PG-13, ангст и юмор, но в основном юмор
От переводчика: этот текст я хочу подарить koala bear и [J]королевская задница Риз[/J]. печеньки вам за терпение ♥
отдельное спасибо Shadi за помощь в решении задачки про сантименты :3
Фенвей Парк – домашний стадион бейсбольной команды Рэд Сокс.
Уолли – Wally the Green Monster, талисман Сокс.
«Город мальчиков» - www.kinopoisk.ru/film/26280/
Дело в том, что, несмотря на опасения Харви об ограниченном функционале его невероятной интеллектуальной мощи, Майк все-таки кое-что понимает в людях...Дело в том, что, несмотря на опасения Харви об ограниченном функционале его невероятной интеллектуальной мощи, Майк все-таки кое-что понимает в людях. Ну, в большинстве людей. В некоторых людях. Впрочем, может и только в Харви, который, в общем-то, все равно что открытая книга, даже с этими своими блестящими волосами и акульей улыбкой шириной в десять парсеков, и тут-то вас и заворожило его суперобложкой.
Майк знает, что к чему, когда дело касается книг, и судить эту фигню по обложке нельзя ни в коем случае.
Если бы Харви Спектер был текстовым носителем, он был бы Евангелием. Хотя, Майк уверен, что будь у него выбор, он предпочел бы стать сразу всей Библией, и Книга Бытия в итоге гласила бы: «А на восьмой день Бог такой и говорит: «Блин, чувак, чуть не забыл. Надо же сотворить парня, который сможет быть мной и делать мою работу на земле, стало быть, освобождая простого человека от всех его тягот (в том числе и бумажник простого человека освобождая). И поселить его в мультимиллионную высотку в Нью-Йорке тоже не помешает. И будет он моим даром этому миру. И назову я его Харви, и будут у него до смешного дорогие костюмы и до странного совершенный рот.»
Евангелие, как и любой религиозный текст, противоречив и полон спорных идей и информации. Майк ни за что бы не лоханулся, попытавшись ограничить Харви рамками учебного пособия или даже романа. Харви Спектер – предмет широкого истолкования, такого широкого, что на этой почве вполне могла начаться парочка-другая войн. Чем ему еще быть, если не Евангелием. И если кому и суждено написать Евангелие от Харви Спектера, то только Майку.
Который его и пишет.
Евангелие от Харви Спектера – незавершенное произведение: главы постоянно дополняются и редактируются, добавляются сноски и значимые цитаты – все чтобы выделить мелкие детали, которые и делают человека самим собой. Но день, когда первое издание, наконец, будет готово, близится. Это будет удобный для пользователя путеводитель по облеченному тайной и закованному в сияющюю броню неебической крутизны человеку-загадке по имени Харви Спектер.
Майк не сомневается, что Донна уже написала несколько подобных и, скорее всего, прячет их где-то в ящике стола, но она видит Харви совсем не так, как он, и потому его евангелие это совершенно другая история.
И названия глав круче, чем у нее.
Выписка из Главы 3.
Одобрение, или Может, Харви на самом деле и не вулканец.
Одобрение, или Может, Харви на самом деле и не вулканец.
Никто и ничто, даже единогласный вердикт, вынесенный жюри присяжных, состоящим из самых беспристрастных и разумных людей, какие только водятся в пределах штата Нью-Йорк, не сможет убедить Майка в том, что Харви не предстает перед Вулканским Верховным Командованием, когда уходит из офиса. Нет никакой модной квартиры, никакой десятиметровой плазмы на стене, нет ни пожарного шеста, ни горки как в аквапарке, ни ванны с шампанским и шлюхами (об этом Майк много думал). Но где-то в Верхнем Ист-Сайде точно есть портал, через который Харви попадает прямиком на планету Вулкан, где его ежедневно избавляют от всех эмоций и награждают золотыми звездочками за доклады о том, как он загоняет своего нового помощника в могилу под памятником с гравировкой «Живи долго и, сука, процветай».
Что бы там Харви ни говорил про «мой герой – капитан Кирк, Джеймс Тиберий», этот мужик точно вулканец.
Майк не видел Харви с самого утра (на самом деле, кажется, будто прошло одиннадцать лет – он почти уверен, что роется в этих документах с четырнадцати) и практически не спал уже не помнит сколько ночей. Кулер с польской родниковой водой пару часов назад отрастил руки и приветливо машет каждый раз, когда Майк набирается смелости на него глянуть.
Фирма относится к этому делу со всей серьезностью, поскольку их клиент богат как Крез и пообещал привести всех своих столь же обеспеченных дружков к Харви, если дело будет выиграно. Клиент, Конрад Бьюкэнен (естественно), договорился о сотрудничестве со своим старым другом, которого знал со школьной скамьи, и открыл ультрамодный бар под названием «айДринк» («айДебил» бы лучше подошло). Впрочем, партнерство скисло, когда друг, некий Хантер Уортингтон (конечно же), оставил его с носом и продал бизнес каким-то третьим лицам по непомерной цене. И в довершение всего, ни та, ни другая сторона не могут найти свою копию контракта. За время судебной тяжбы «айДринк» стал невероятно популярным заведением, и Конрад в бешенстве от того, что не получает положенные ему 50 процентов.
А Майк видит только двух богатеньких придурков, которые как-то раз надрались, пообещали друг другу открыть самый лучший в мире бар, поздравили себя с порабощением вселенной и набросали контракт помадой официантки на паре салфеток.
Салфетки. Ему предлагается искать барные салфетки.
Любой здравомыслящий человек уже давно бросил бы это дело или пошел к Луису и взмолился о другом задании, о каком угодно другом задании, сойдет даже теннис в комплекте с жуткой перспективой лицезреть Луиса в полотенце. Но Майк либо мазохист, либо ненормальный, либо просто хочет, чтобы Харви, глядя в его сторону, видел человека, который на самом деле чего-то стоит.
Речь идет о том самом Харви, кто, вместо того, чтобы сосредоточиться на этом деле, сбежал с другим потенциальным клиентом, оказавшимся заядлым велосипедистом и пригласившим Харви покататься в Олбани. Дорожки в Олбани, видимо, показались ему слишком ровными, так что Харви вместо этого предложил парню устроить гонку по всему городу. И взял велосипед Майка. Без разрешения. Майка чуть удар не хватил тем вечером, когда он вышел на обед и увидел на месте своего прекрасного десятискоростного велика стикер со смайликом. Харви, наверное, выкинул его на помойку где-нибудь между Пятой и Семнадцатой улицами и теперь смеется над этим, сидя в «Старбакс» с своим новым лучшим другом.
Мазохизм, сумасшествие или одобрение Харви.
Он мельком глядит на кулер, который машет ему в ответ. Ну, теперь всё ясно.
Когда Харви как ни в чем не бывало выплывает в проход между кабинками, успевает наступить полночь.
– Ну, как успехи? Еще не находил контракт? – спрашивает он, натянув самодовольную улыбку, и в какой-то момент Майку кажется, что он на самом деле видит маленькие завязочки, удерживающие её на месте. Наверное, пора сделать перерыв, или не пить больше «Ред Булл», пока уровень крови в его кофеине не повысится.
– Ты о том, который написан на салфетках? – Потому что, серьезно, на салфетках ведь. – Нет, Харви, не находил. А знаешь, чего еще я не делал? Не спал. Чуть больше десяти лет.
– Бедный щеночек, – отвечает Харви, так, будто он приятно этим удивлен. Но даже если его тон и должен вызывать желание хорошенько его треснуть, Майк не обращает на это никакого внимания. Неожиданно для себя он замечает, что разглядывает морщинки вокруг глаз Харви. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Майк пристально на него смотрит и решительно отвергает первые восемь пришедших в голову ответов. К своему вящему сожалению, потому что некоторые из них уморительны и блестящи, и буквально напрашиваются на иск за сексуальные домогательства.
– Ты мог бы, ну, я не знаю, отрастить душу и сжалиться над фальшивым юристом. Может, даже взять стул и чуток помочь мне с поисками?
Морщинки вокруг глаз Харви становятся еще немного глубже, и это почему-то выглядит так, будто он только что сошел с обложки GQ, а не просто стареет.
– Сожалею, но отсутствие души мешает мне заниматься целым ассортиментом ерунды вроде этой. Кроме того, ты все равно не найдешь здесь никаких салфеток. Уортингтон ни за что бы их не потерял. Если бы он их сохранил, он бы уже давно от них избавился.
Майк, может, и мазохист, но, по крайней мере, не идиот.
– Спасибо, Капитан Очевидность. Поэтому-то я и не ищу никаких салфеток.
Ему нечасто удается застать Харви врасплох, так что он наслаждается удивленным взглядом в ответ, как, наверное, Джим Кирк делал каждый раз, когда ему удавалось показать Споку. Смакует этот момент, как тонкое вино.
– Тогда какого черта ты делаешь?
– Собираю все, что нам понадобится, чтобы отшлепать Уортингтона – кстати, неужели у всех у вас, богачей, такие фамилии? – заблаговременным отказом от договорных обязательств. Уортингтон продал бар до того, как он открылся и начал работать, до того, как расторг партнерство с Бьюкэненом, а это значит, что вся сделка – чушь собачья. Что касается салфеток, неизвестные представители его компании оказались столь любезны, что сняли с них копии, скорее всего, даже не понимая, что это такое, – он махнул рукой в направлении двадцати копий, которые сделал он сам, на случай, если они потеряют девятнадцать. Никогда не знаешь, в какой момент Луис решит пробраться через форточку или выскочить из горшка с фикусом, покручивая свои невидимые усики и замышляя какую-то хрень, которая, в итоге, выставит его еще большим мудаком, чем он есть. – Также это значит, что у нас есть инкорпорация путем подписи, явленная в деле Л’Эстранж против Грокоб в 1934 году, 2 КБ 394. Мне продолжать, или ты уже готов меня боготворить? Пасть на колени, начать класть земные поклоны. Принести жертву, если есть неразбавленное вино или козел где-нибудь поблизости.
Харви опускает глаза и стучит пальцем по стеклу своих (скорее всего, безумно дорогих) часов. Наверняка отправляет шифровку на Вулкан – сообщает, что уничтожит мозг своего помощника Смертельным Захватом, но обязательно успеет на собрание Совета на гребаной планете X94G-1M.
Вот только… может, и нет. Потому что суперспособность Майка к визуальному наблюдению замечает, как приподнимаются уголки рта Харви, как Харви встречается с ним глазами, и в этих глазах горит нечто, чего Майк не видел с тех пор, как прозвучали слова «Мы должны нанять вас». А поскольку Майк обладает сумасшедшей интеллектуальной мощью, он подмечал каждое выражение, появлявшееся на лице Харви, для последующего изучения (что звучит как-то нездорово), и ему удалось определить их все, кроме этого.
– Иногда ты меня удивляешь, Майк, – говорит Харви, и слова почему-то кажутся такими ласковыми, каким сам Харви никогда не бывает и не должен быть, но они все равно заставляют его покраснеть. – Хорошая работа.
Так вот что это. Одобрение. Харви доволен. Им.
Ну, разумеется, Майк ведь всегда великолепен, но этот взгляд – такими взглядами стоило бы запастись, как он запасался «твиксами», когда был первокурсником, потому что его сосед по комнате оказался придурком, который решил, что имеет право брать вещи Майка без разрешения.
Это не взгляд вулканца. Сколько бы раз Кирку ни удавалось впечатлить Спока, тот никогда на него так не смотрел. Это целиком и полностью взгляд Харви. У Майка внутри все переворачивается и захолаживает, а шее наоборот становится тепло – так грела рука его матери, когда она проверяла, нет ли у него температуры, или просто хотела показать, что любит его.
Он сглатывает комок в горле, пытаясь устроиться на стуле поудобнее, и делает неопределенный жест в сторону коробок с идиотским семейным гербом Уортингтонов на стенках.
– Ну, конечно, это хорошая работа. Я же её сделал.
Харви закатывает глаза и делает ртом что-то странное, совсем как Майкл Бэй, превращая мягкую почти-улыбку в полноценную ухмылку.
– Завязываем с сантиментами.
– Так вот что это было? Сантименты… завязываем с сан… стой, это не всё! Вернись, мы не договорили! – громко заявляет Майк, когда Харви поворачивается и шагает прочь.
– Ошибаешься, – отзывается Харви, поднимая руку в ленивой попытке помахать ему на прощанье. – Приятного вечера, Росс, и позаботься о том, чтобы эти файлы были у меня на столе к восьми утра.
Майк плюхается обратно на стул, с досады пинает одну из коробок и кричит ему вслед:
– Ну и отлично, иди! Передавай от меня привет Администратору В’Ласу.
В пируэте, которому позавидовал бы сам Майкл Джексон, Харви разворачивается и, улыбаясь во все тридцать два зуба, складывает пальцы в идеальное вулканское приветствие.
Сноска №972-Н: Харви действительно треккер. Какого черта вообще.
Выписка из Главы 8.
Черепахи, или Харви переживает совсем как мы, простые смертные.
Черепахи, или Харви переживает совсем как мы, простые смертные.
Когда Харви покидает приемную судьи Иды, его губы крепко сжаты и кажутся тонкой линией, высеченной на камне. Харви вечно выглядит, как один из этих крутых секретных агентов – они все такие с зализанными волосами и в дорогих костюмах, с лицами, на которых не увидишь ни изъянов, ни малейших признаков вины. Вот только сейчас он совсем другой.
Побороть желание вернуться в приемную и перекинуться с судьей парой слов (и под парой слов он подразумевает «устроить мордобой») неожиданно трудно. Майк знает Харви всего несколько месяцев, а уже готов отправиться в тюрьму за избиение представителя судебной власти. Хотя, никакие присяжные не осудили бы его, если бы видели, какая сволочь этот Ида, заявивший на открытом судебном заседании, что «самонадеянность Харви порочит звание юриста». Ида. Что за имя такое для судьи – Ида? Только двоюродных бабушек зовут Идами.
Харви, не говоря ни слова, ловит такси. Его рот все еще сжат с выражением крайнего... крайнего чего-то, ну а Майку ничего не остается, кроме как забраться в салон, когда такси подруливает к обочине.
– Ну... Вот это номер. Там, с судьей. Что это вообще было, и как мне натравить на него Комитет по стандартам этики? – спрашивает он спустя три минуты самого неловкого молчания на свете, украдкой бросая взгляд на Харви, который лихорадочно набирает что-то на своем смартфоне. Харви, естественно, ничего на это не отвечает и хмурится еще больше, глядя на крошечный экран. Ладно. Он может и подождать, пока Харви соберется с духом и расскажет, в чем дело, доверится Майку так же, как Майк все это время доверяет ему.
Он ждет еще минуту. Потом еще одну. За ту вечность, что протянулась между этой парой минут, зародились восемь новых биологических видов, и целая далекая галактика была стерта с лица неизвестной вселенной.
Харви прячет смартфон во внутренний карман пиджака и так невыносимо грациозно откидывается на сиденье, будто он какой-нибудь средневековый король на своем чертовом троне. Если бы Майк попытался это повторить, его бы, скорее всего, арестовали за публичное совершение непристойного действия.
– Кодекс поведения судей Соединенных Штатов, Правило 2А, гласит, что...
– Я знаю, что гласит кодекс, – бормочет Харви, прислоняется головой к окошку и безучастно смотрит на проносящуюся мимо улицу.
Правило 2А. Уверенность общества в справедливости судебной власти подрывается безответственным или недостойным поведением судей. Судья должен не допускать проявления или видимости недостойности поведения. Судья должен быть объектом постоянного общественного контроля. Судья должен согласиться с возлагаемыми на него ограничениями, которые могут казаться обременительными для обычного гражданина, и должен добровольно им следовать. Запрет в отношении проявления или видимости непорядочности касается поведения судей как в профессиональной сфере, так и в личной жизни. (Кодекс поведения судей Соединенных Штатов, Том 2, июнь 2009)
Перевод: судья ни при каких обстоятельствах не может вести себя, как мудак, иначе у него будут большие проблемы.
А поскольку Майку везет как утопленнику, в этот самый момент они встают в километровую пробку на Парк Роу, и это значит, что теперь он заперт в такси, которое пахнет освежителем воздуха и чужими карманами, вместе с Харви, который обращается в камень быстрее, чем если бы Медуза Горгона залепила ему пощечину собственным лицом.
Он никогда не видел Харви таким. Даже после того, как судья Перл в открытую вытер об него ноги на слушании по патентному судебному запрещению, Харви как ни в чем не бывало выплыл из зала суда и объявил происшедшее всего лишь «небольшой заминкой». А это разбитое, бледное как полотно существо просто не может быть тем Харви, которого он знает. Харви не бывает разбитым; Харви вразвалочку подходит к поражению, дает ему по морде, трахает его мать и больше ей не звонит.
Майк нервно постукивает пальцами по ноге и украдкой смотрит на Харви, который все еще сидит, уткнувшись лбом в стекло. Торчать в одном такси с таким Харви просто невыносимо. Нужно как-то ему помочь, сказать что-нибудь, чтобы стереть это выражение с его лица. Если Майк этого не сделает, зло восторжествует.
– Я хочу заявить с занесением в протокол, что черепахи – бессердечные ублюдки.
За этим следует мгновение тишины – вдобавок к той тишине, что уже была – а потом Харви поднимает голову от окна и оборачивается к Майку, глядя на него с неподдельным удивлением. Хорошо хоть не с тем жалким отчаянием.
– Прошу прощения, – говорит Харви, качая головой. – Мне показалось, ты сказал что-то про...
– Черепах, – договаривает за него Майк, сочувственно кивая. – Я про них и говорил. И это чистая правда. Черепахи – самые безжалостные, бесчувственные, коварные твари, которых только могло занести на землю господа нашего.
Харви таращится на него так, словно забыл, что Майк идиот.
– Не знаю, что ты слышал о черепахах, но вот то, что они, якобы, тупые и неповоротливые – это полная фигня. Понимаешь, я купился на эту чушь, когда был маленьким, поэтому, когда бабуля подарила мне Опи, я думал, что он будет самой беспроблемной зверушкой, какую только можно придумать.
– Ты назвал свою черепаху Оп...
– Мне что, опять напомнить тебе, что я думаю о том, когда меня перебивают? Так вот, Опи был сухопутной черепахой, подарком на мое одиннадцатилетие, но, по-моему, на самом деле бабуля просто пыталась занять меня чем-нибудь кроме Тревора, так что он мне сразу понравился. Стоило ей только показать мне его террариум, как через две минуты я уже рисовал комиксы про Великолепного Майка и его кореша черепаху...
– Опи.
– Заткнись. Короче, я выучил все, что только можно было выучить про сухопутных черепах. Каждую неделю натирал его панцирь воском. Кормил его кусочками гамбургеров и курицей и его любимой яичной лапшой. Да любая черепаха душу бы продала за такого хозяина! И, естественно, через пару недель стало твориться что-то странное...
Харви тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонях, пытаясь скрыть улыбку, которую Майку все равно отлично видно.
– Ты вообще понимаешь, что ты несешь?
Две секунды отделяют Майка от того, чтобы набрать номер Джорджа У. Буша и заорать в трубку: "ВОТ КАК ВЫПОЛНЯЮТ МИССИЮ, ЕБЛАН!", и никто не осмелится сказать, что Майк не умеет как следует злорадствовать, потому что он умеет. И неплохо. Но в этом случае он решает отложить злорадство на потом и вернуться к нему позже, когда он будет на своем рабочем месте, и можно будет станцевать победный танец, а пока он радостно улыбается Харви:
– Неа.
Снова воцаряется тишина, только уже не такая тяжелая, и Майку больше не кажется, что у него взорвется голова, если он чем-нибудь ее не заполнит. Харви смотрит прямо перед собой, его губы беззвучно шевелятся, а Майк стучит пальцами по подлокотнику в такт "Rhythm Nation", и все, кажется, вернулось в норму. Харви больше не строит из себя трагического Бэтмена, а остальное, вроде как, не имеет значения.
Это, конечно, совсем не значит, что Майк не нароет столько грязи, сколько сможет, на судью Иду, и не похоронит его заживо.
– Так что там, – пару минут спустя спрашивает Харви, – стало происходить с Опи?
Майк расплывается в довольной улыбке.
– Он начал портить мои вещи. Понятия не имею, как он добирался до верхних полок. А еще, он начал меня преследовать.
– Ну, конечно.
– Что я могу тебе сказать? – Майк надменно пожимает плечами и краем глаза видит ухмыляющегося Харви. – Это все мой животный магнетизм.
В какой-то момент кажется, что Харви сейчас прервет этот поток чуши про Опи (который действительно был тем еще мерзким ублюдком: следил за Майком, пока тот спал, и неизвестно как выбирался из террариума, чтобы ползать за ним по пятам и караулить его в темных углах, как какой-нибудь наемный убийца) и перейдет, наконец, к делу. Майк, может, и не готов еще сидеть за одним столом со взрослыми, но он готов быть другом Харви не меньше, чем его протеже и «щеночком». Что бы Харви ему ни сказал, он унесет это с собой в могилу. И пригрози Святой Петр выпинать его из Рая, если он не выложит ему все как на духу, Майк будет держать рот на замке всю дорогу до Ада.
Но вместо этого Харви качает головой и одаривает Майка хитрой улыбкой:
– Животный магнетизм, говоришь? А голуби к тебе не пристают, когда на улицу выходишь?
– Штабелями передо мной укладываются.
Ну и ладно. Если Харви нужно время, чтобы перестать быть скрытным болваном и начать доверять Майку так же, как Майк доверяет ему, Майк подождет. Он не торопится.
Дополнение: Харви все ему рассказал ровно семнадцать дней спустя. Ничто из этого не было для него новостью.
Судья Уильям Б. Ида: род. 4 марта, 1975 в Бруклине, штат Нью-Йорк. Родители: Маркус и Джанин Ида. В 1997 году с отличием закончил Юридический факультет Гарвардского Университета. Получил степень доктора права в 1999, получил звание судьи в 2001, избран на должность в 2002.
Сноска №41103-М: Ида был лучшим другом Харви со времен обучения в Гарварде; дружба закончилась, когда Харви обнаружил «партнерские связи» Иды с некоторыми фармацевтическими компаниями, которые были особождены от ответственности за ряд совершенных ими преступлений.
Добавлено 9 сентября, 2011: Комитет штата Нью-Йорк по стандартам этики начал расследование в отношении судьи Иды по факту обнаружения «неопровержимых улик», указывающих на то, что Ида принимал взятки от МэтчКо Фармасьютикалс с целью повлиять на исход судебных процессов, а также на основании ряда жалоб о грубом нарушении Идой служебных обязанностей.
Кто теперь порочит звание юриста, а, скотина?
Выписка из Главы 14.
Хобби. А именно: у Харви они есть.
Хобби. А именно: у Харви они есть.
– Это что еще такое.
Окей, Майк готов признать, что ему часто снится, как он просыпается рядом с Харви. Это его самые любимые сны, и они обычно кончаются страстным сексом и завтраком в постели (под этим подразумевается Харви, который ест кусочки фруктов с бедер Майка). Но проснуться рядом с полностью одетым Харви, который стоит у кровати с кепкой Рэд Сокс в руке и таким искренним ужасом в глазах, будто только что застукал Майка с Луисом? Не совсем то, что он имел в виду.
– Господи, ты прямо как тень отца Гамлета, – ворчит Майк, натягивает на голову подушку и вдыхает успокаивающий запах пота и разрушенных надежд. Он замолкает, потом вдруг сбрасывает подушку, потому что… – Ты в моей квартире. Почему ты… как ты вообще сюда попал? Я точно знаю, что дверь была заперта.
Харви швыряет кепку ему в лицо.
– Что это такое и почему оно лежало в твоих вещах?
– Не уходи от темы. По какому такому волшебству ты оказался у меня в квартире? Это все тот портал на 96-й улице, да? А стройка – просто прикрытие.
Тут он вспоминает, что вчера, добравшись до дома, первым делом сбросил брюки и заполз в постель, предвкушая, как отметит свой долгожданный выходной, целый день валяясь в праздничной коме. Поэтому в данный момент штанов на Майке нет. А до Харви всего каких-то тридцать сантиметров.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – отвечает Харви и указывает на кепку, которая теперь лежит у Майка на коленях (о, спасительная кепка). – Избавься от нее и одевайся. Нас ждут дела.
– Нас? – смеется Майк. – Нас не ждут никакие дела. С чего я это взял? А с того, что вчера мы уже доделали свои дела, а я доделал еще и всю фигню, которую мне всучил Луис. И это значит, что сегодня мы чудесным образом свободны и можем делать все, что захотим. Не знаю, как насчет нас, но лично я не спал с четвертого класса, и на этот день у меня запланирован именно сон, так что…
– На том свете отоспишься. Ну, или когда станешь старшим партнером. То есть, на том свете, – Харви обводит взглядом спальню Майка и презрительно кривит губы. – Как ты здесь живешь? Богом клянусь, тут пахнет асбестом.
– Хорошо, что асбест на самом деле не пахнет, – Майк тянется рукой за спину, чтобы почесать под лопаткой, (и да, может, ему действительно пора прикупить пару новых простыней) а потом поднимает взгляд на Харви как раз вовремя, чтобы заметить, как тот отводит глаза и делает вид, будто сосредоточенно рассматривает плакат на противоположной стене.
– Маппеты? Тебе что, двенадцать?
Майк настороженно на него смотрит.
– Тебе не нравятся Маппеты? А в свободное время ты пинаешь щенков и ломаешь тормоза на школьных автобусах?
– Как ты меня раскусил?
Неважно, как неприлично хорош Харви в этом костюме, или как сильно Майку хочется с ним переспать. Потому что он его убьет.
– Харви, – медленно выговаривает Майк, – если ты сейчас же не назовешь мне хоть одну вескую причину для того, чтобы вламываться в мою квартиру в мой выходной, я засужу тебя за моральный ущерб и за то, что ты мудак.
Уголки рта Харви растягиваются в довольной улыбке.
– Мы идем в культпоход.
– В культпоход. Ты разбудил меня ради… погоди-ка. Культпоход подразумевает, что у тебя есть хобби. У тебя есть хобби? Всамделишное хобби? Правда?
– В культпоход. И, к сожалению, вышеозначенный поход подразумевает, что на тебе должны быть брюки. Так что надень их. У тебя пять минут. А если наденешь эту кепку, я хладнокровно тебя прикончу, и ни одно жюри присяжных в мире меня за это не осудит. Пять минут.
Высказав всё это с таким видом, будто он несет Слово Божье, Харви разворачивается, презрительно усмехается плакату Маппетов (а Майк оплакивает его, по всей видимости, тяжелое, страшно тяжелое детство) и уходит так же внезапно, как и появился. Уходит как раз в нужный момент, потому что кепка Рэд Сокс, которая так его оскорбляет, вряд ли смогла бы и дальше скрывать стояк Майка.
Луис, голый Луис называет Майка своим пони.
Взрывоопасная Обстановка: Разряжена.
Минуточку.
«К сожалению, вышеозначенный поход подразумевает, что на тебе должны быть брюки.»
К сожалению.
К сожалению.
Улыбаясь от уха до уха, Майк сбрасывает с колен кепку и отправляется на поиски штанов. К сожалению.
Часом позже они стоят на Стадионе «Янки», и Майк чувствует себя предателем родины. Бабушка его убьет, когда узнает, что он добровольно отважился ступить на вражескую территорию; его родители наверняка переворачиваются в гробах.
– Харви, мне нельзя здесь находиться, – шипит Майк, когда ловит на себе взгляд какого-то толстяка, который так на него смотрит, будто знает, что Майк – фанат Сокс. Все это кончится факелами и вилами. И его похоронят в расцвете лет.
Вместо того, чтобы беспокоиться о том, что Майка ожидает верная смерть, Харви с торжествующей улыбкой простирает длань свою над полем и объявляет:
– А на восьмой день создал Бог Стейнбреннера, который вывел Янкиз в Высшую Лигу, где они находятся и поныне, с семью титулами Ежегодного Чемпионата и одиннадцатью призовыми знаменами.
Учитывая, что Майк пишет Библию, он почти уверен, что на восьмой день все было не так, но чем бы Харви ни тешился.
– Умоляю, скажи, что это только первая остановка в нашем культпоходе, – по слухам, фанаты Янкиз способны унюхать исходящий от человека запах Фенвей Парка. Родители Майка однажды взяли его туда на игру, когда он был маленьким. Это было почти двадцать лет назад, но он уверен, что все еще пахнет достаточно сильно, чтобы натравить на себя толпу. – Харви, они знают. Они это чуют, как собаки.
– У меня сезонный абонемент. Пожизненный, – улыбается Харви.
В волосах Харви нет геля. Как жить во вселенной, в которой такое возможно?
– Это что, отдельное спасибо от Стейнбреннера за то, что ему скостили срок временного отстранения?
Девушка за прилавком торговой палатки точит нож, и, судя по её виду, её лучше не злить, зато от хот-догов на гриле, рядом с которым она стоит, просто текут слюнки. Майк умирает с голоду, но решает, что сегодня все же не лучший день, чтобы испытывать судьбу.
Харви удивленно на него смотрит.
– Это было в семьдесят четвертом.
– Знаю.
– Мне тогда и года еще не было.
Майк пожимает плечами.
– Я на восемьдесят один процент уверен, что ты выскочил из головы своего отца уже готовым обладателем степени в юриспруденции, так что понятие возраста к тебе на самом деле не относится.
В ответ Майк не слышит смеха, на который рассчитывал. Вместо этого Харви озадаченно на него смотрит, и его взгляд все равно что прикосновение, которое Майк чувствует сразу по всему телу.
– Ты знаешь о пожертвованиях в фонд Никсона?
– Конечно, – отвечает Майк, с улыбкой и легким головокружением от этого взгляда, и подталкивает плечо Харви своим. – Все фэны Сокс знают. Это один из козырей, которые мы держим в рукаве на случай, если встретимся с врагом лицом к лицу.
У Харви вырывается смешок.
– Не стоит так громко об этом говорить. Фанаты Янкиз не шутят, когда речь заходит об их команде.
– А мы, думаешь, шутим? Да у меня Уолли на быстром наборе, – и это чистая правда. – Ну так что, мы здесь, чтобы встретиться с клиентом? Правда, я, честное слово, не помню, чтобы кто-нибудь вчера назначал встречу…
Харви, ухмыляясь, качает головой и кладет Майку на поясницу ладонь. Её тепло просачивается сквозь рубашку и даже кожу, и прожигает его насквозь. Он не может сдержать электрические разряды дрожи, которые ползут вверх по его позвоночнику, и Харви наверняка это чувствует. К счастью (или к несчастью), Харви ничего на это не говорит.
Харви ведет его к элитным местам прямо над скамейкой запасных, сразу плюхается на сиденье и окидывает поле таким взглядом, будто это его королевство.
– Нет никакого клиента.
И это… неожиданно.
– То есть, ты разбудил меня в мой выходной, вытащил меня из моей лишенной асбеста квартиры в расположение противника, чтобы… посмотреть бейсбольный матч.
Харви поднимает голову, чтобы, щурясь от солнца, заглянуть Майку в глаза, и его лицо озаряет широкая улыбка. У Майка от этого волшебного превращения громко стучит сердце.
– Садись, идиот. Я собираюсь показать тебе, на что способна настоящая бейсбольная команда.
Майк смущается и краснеет, и сразу чувствует себя не в меру довольным жизнью, но все же садится и прижимается коленом к Харви.
– И говоря «настоящая», ты имеешь в виду «купленная».
– Я крикну «Рэд Сокс – чемпион» и покажу на тебя.
– А я встану и скажу, что ты ненавидишь Маппетов. Хочешь поспорим, кого сильнее побьют?
Дополнение: Бейсбольные матчи по выходным становятся традицией. На них обычно приходит Донна, и это прекрасно, потому что она ловит мячи вне игры как настоящий профи.
Глава 18.
Ярость.
Ярость.
Примечание редактора №81: Виноват был Майк, но все закончилось хорошо, и Харви простил ему ошибку.
Нет нужды к этому возвращаться. Когда бы то ни было.
Выписка из Главы 26.
Чувства причиняют большие неудобства, или У Харви Спектера самое большое сердце на этой планете.
Чувства причиняют большие неудобства, или У Харви Спектера самое большое сердце на этой планете.
У него гудит голова. Гул в голове не похож на обычное «О ГОСПОДИ Я ЗНАЮ ВСЕ ЧТО ТОЛЬКО МОЖНО», он мягче. Больше напоминает белый шум. Телевизионные помехи или звук, который идет после сигнала автоответчика. На свете миллион дел, которыми он должен быть занят: делать звонки, приводить вещи в порядок, вытирать слезы со щек, но все, чего он хочет – погрузиться в этот гул и дрейфовать на его волнах, пока от него совсем ничего не останется.
Майк закрывает глаза, тяжело вздыхает и упирается затылком о картотечный шкаф, спиной к которому он присел, когда не мог больше стоять. Этого мало. Слишком мало воздуха, и он задохнется, прямо здесь, совсем один, и это будет совершенно закономерно, потому что ничего другого он не заслужил.
Естественно, в этот самый момент кто-то его и обнаруживает.
– Ты уже на пять минут опоздал с предложениями ответчику, – говорит Харви; его голос доносится словно издалека, будто он за много километров отсюда. – На пять минут. Ты…
– Твоя тень, твое зеркальное отражение, твой двойник, вторые врата в Фантазию, знаю, знаю, – дрожащим голосом договаривает за него Майк, утыкается лицом в колени и снова пытается вдохнуть, пытается продлить свое украденное время еще хоть на минуту.
Следующее за этим мгновение тишины тянется целую вечность, пока не начинает трескаться по краям, как перетянутая резинка, и нарушается только когда Харви осмеливается позвать его по имени.
Что-то в нем рушится, и мир просто… исчезает. Его дыхание становится легче и спокойнее.
– Она была совсем одна. Говорят, что она умерла во сне, но, на самом деле, это просто вежливый способ сказать, что рядом никого не было.
– О, черт.
Майк вздрагивает, когда Харви наклоняется, чтобы присесть с ним рядом, потому что не может быть, чтобы эти бесценные брюки, сшитые Рене по индивидуальным меркам, коснулись пола, покрытого пылью, грязью и неудачами.
– Ты что, перестань! Твои брюки, наверное, стоят дороже моей жизни! Рене меня убьет.
– Серьезно? Мои брюки?
Сарказм в голосе Харви знакомый и согревающий, и Майк прикрывает глаза, чтобы насладиться им, запомнить его и вместе с маленькой карточкой сложить в архив, где хранятся все интонационные оттенки Харви, но он ускользает от него, оставляет его одного, и это все, о чем он мечтал, просто взять и перестать думать, но это совсем не то, чего он хочет, вовсе нет, и… рука Харви обнимает его за плечи, ладонь ложится ему на глаза.
– Ну ладно, успокойся.
– Я спокоен. Это спокойствие.
– Это не спокойствие, это шок, – что-то прислоняется к его голове, ему совсем не тяжело, но он не сразу понимает, что это щека Харви. – Расскажи мне.
С чего ему вообще начать? Как можно выразить словами, чем для него была бабуля, словами, которых она заслуживает, словами, которые нарисуют большую, разноцветную, прекрасную и удивительную картину, которой она… Он не может. Не может найти слов. Он никогда их не читал, никогда не видел, никто никогда им его не учил, так откуда ему знать? Что он будет говорить на похоронах?
– Я собирался навестить её на этой неделе, – В белый шум просачивается тонкая струйка звука и цвета, и Майк прерывисто вздыхает. – Я купил ей это ожерелье. Ну, знаешь, одно из таких украшений, которые должны иметь такие женщины, как она. Элегантное, шикарное, но простое. Из белого золота, потому что оно же хорошее, да? Бабуля нашла его в каком-то каталоге еще год назад, ну а я на него наткнулся только пару недель назад, когда мы уезжали из Розлиндейла, и оно было идеальным, все эти петельки и плавные линии, но изысканным, неброским, и первый раз в жизни у меня были средства, чтобы купить такое и показать ей, как сильно я её люблю и ценю, потому что меня теперь никогда не бывает рядом, а она вырастила…
– Замолчи, – тихо говорит Харви, и ладонью, которой закрывает Майку глаза, склоняет его голову на свое обтянутое пиджаком от Зенья плечо. – Ты бормочешь какую-то чушь.
– Это ты так пытаешься меня утешить? Потому что я знаю, что ты гордишься тем, что у тебя все получается, но вот именно это у тебя получается хреново, – Вот только… ладонь на его глазах мягкая и прохладная, и Харви пахнет сандаловым деревом и миррой, и Майк просто утопает в нем. – Я говорил с ней в субботу. Перед тем, как мы отправились на игру. Она сказала, чтобы я купил себе столько мороженого, сколько смогу переварить.
Харви беззвучно смеется.
– Что объясняет, почему ты купил девять штук и не поделился с Донной.
– Она получает столько, сколько мне и не снилось, так что могла бы купить себе мороженое сама, – отвечает Майк. – Плюс, она съела два ведра куриных крылышек. Как в нее столько влезает?
– Ни за что не признается.
Они замолкают, и запах пыли и сандалового дерева снова отправляет Майка в дрейф над всеми планами и приготовлениями, которыми ему придется заняться; звонками, которые придется сделать; заявлением об отпуске за свой счет по семейным обстоятельствам. Все это просто затягивает дымкой в тишине под сводом ладони Харви.
– Как все могло произойти так внезапно? С ней все было в порядке. То есть, Господи, за что же я тогда платил этому долбаному дому престарелых? С ней все должно было быть в порядке. Она и есть та причина, по которой я здесь оказался, и теперь все должно было наладиться. Как такое могло случиться? – Харви рядом с ним шевельнулся и коснулся его лба чем-то мягким. Может быть, губами. Может, носом. – Я собирался познакомить тебя с ней.
– Правда?
– Она хотела познакомиться с идиотом, который дал её внуку-неудачнику без диплома юрфака шанс, выпадающий раз в жизни, – говорит он, и это в точности то, что она сказала, дословно, правда, потом она еще добавила, что «если Тревор попробовался на ту же должность, надеюсь, ему наподдали дверью на прощанье».
Еще одно нежное прикосновение, теперь к волосам.
– Я тоже хотел бы с ней познакомиться.
Харви Спектер и Клер Росс, вместе в одном помещении, никаких правил, никаких поблажек. Это могло быть потрясающе. Они бы сразу стали лучшими друзьями.
– Я не уверен, что знаю, что мне теперь делать, – шепчет Майк, и его признание рассеивает белый туман, запах сандала и пыли, а ладонь, закрывавшая ему глаза, куда-то исчезает, и остается только большой палец, осторожно поглаживающий его скулу. – У меня было, наверное, восемьдесят аварийных планов на случай, если… Ни одного не помню.
– А ты уже?..
– Мне позвонили полчаса назад, – отвечает он, слегка поднимая голову, так, чтобы провести кончиком носа по щеке Харви. – Не могу… Если я выйду отсюда, все это будет по-настоящему.
Харви вздыхает, свободной рукой берет Майка за подбородок, придерживает его на месте и проводит губами по уголку его рта, по его переносице, пробуя языком соль на его коже, быстро, сладко и невероятно.
Майк вздрагивает, его ладони хватаются за руки Харви, за его костюм, за все, до чего могут дотянуться, потому что так Харви его погубит. Он рассыплется на кусочки от того, как Харви о нем заботится.
– Жаль тебя огорчать, но, выйдешь ты отсюда или нет, все это по-настоящему, – говорит Харви и пресекает все его возражения поцелуем. – И никогда не перестанет быть настоящим.
Майк хочет, чтобы это не кончалось, но Харви отстраняется, убирает ладонь с его глаз и большим пальцем стирает слюну с его припухшей нижней губы.
– Время ты выбрал, конечно, – тихо говорит Майк. У него покалывает губы и больно сжимается сердце, потому что все это намного больше того, с чем он готов был справиться. – Хреновое.
– Я выбрал идеальное время, – возражает Харви, задевает ресницы Майка своими, склоняясь ближе для еще одного поцелуя. – Но я не собираюсь этим заниматься в гребаном подвальном архиве, поэтому вот что сейчас произойдет. Я отменю все свои сегодняшние встречи, ты возьмешь свою джентльменскую сумочку, и мы уйдем отсюда.
Точно. Реальность. Майк заставляет себя оторваться от Харви и трет глаза, облизывает губы, дрожит от волнения. Поднимается на ноги и трясущимися руками пытается расправить пиджак. Почему им нельзя просто остаться здесь на следующие, например, лет десять?
– Я не могу взять тебя с собой.
Все еще сидящий на полу Харви хмурится.
– Это почему еще?
– Она бы тебя возненавидела, – говорит Майк и не может удержаться от смеха при виде возмущенного выражения лица Харви.
– Ты же только что сказал, что она хотела со мной познакомиться.
– А потом я вспомнил, что ты терпеть не можешь Маппетов и Сокс.
Харви закатывает глаза, грациозно встает и отряхивает пыль с брюк и краев пиджака.
– Я тебя умоляю. Она была бы в восторге. Я нравлюсь всем женщинам. Посмотри на меня.
Майк улыбается.
– Я смотрю.
Харви бросает на него испепеляющий взгляд, и он добавляет:
– На человека, которого она, скорее всего, отравила бы в ту же секунду, когда ты заговорил бы об уровне подготовки Джитера.
Но Харви не смеется. Он протягивает руку и берет Майка за подбородок, чтобы совершенно серьезно всмотреться в его лицо. Решительно кивает.
– Не стану врать, Майк. Тебе будет больно. Будет тяжело, и ты, скорее всего, потеряешь покой и сон, перестанешь есть и превратишься в еще более бесполезное создание, чем обычно. И это нормально.
– Харви…
– Замолчи. Ты наверняка забудешь все, что я собираюсь сказать, как только мы туда войдем, поэтому слушай. Твоя бабушка умерла не в одиночестве, Майк, она умерла во сне. Ей было тепло и удобно, она находилась в палате, оборудованной по последнему слову техники, оплаченной её любящим внуком, который вкалывал как проклятый, чтобы она там и оставалась. Прошлой ночью она легла спать, зная, что любима. Честное слово, я не могу представить себе лучшей смерти. Скучать по ней – нормально, оплакивать её – нормально, но совершенно не нормально винить себя, так поступают только тупоголовые кретины, а тебе, как моему отражению, строго-настрого запрещено вести себя, как тупоголовый кретин. Я не трачу ни свое время, ни свои… чувства на кретинов.
Майк изумленно на него таращится. Харви задумчиво поджимает губы.
– Да мне книги надо писать.
– Вот в этом я тебя уже опередил. И, пожалуйста, больше никогда не пытайся никого утешить; ты так произнес слово «чувства», будто это какая-то болезнь.
Но после этого ему становится чуть легче дышать. Он больше не боится, что у него случится неминуемый нервный срыв, стоит ему только выйти из этой комнаты. И если Кайл решит до него докопаться, он, наверное, не сломается и не изобьет его до полусмерти. Наверное.
На его поясницу опускается ладонь и мягко подталкивает его в сторону двери.
– Да брось, парень. В трудную минуту я могу быть круче, чем ты…
– … и, может, это та самая минута, – договаривает Майк, и его губы медленно складываются в улыбку. – Знаешь, «Город мальчиков» был одним из её любимых фильмов.
Харви ухмыляется и обнимает его, крепкий и надежный, как каменная стена.
– Она наверняка была та еще штучка.
Клер Н. Росс (урожденная Бреммен), школьный учитель экономики и истории, умерла 21 марта 2012 в Нью-Йорке. Ей было 87 лет.
Мисс Росс стала первой из нескольких поколений своей семьи, кто пошел в колледж и избрал стезю образования. Будучи школьницей, она работала волонтером на нужды фронта на многих местных фабриках. Она завершила свое обучение в 1947 году и годом позже стала первой женщиной-учителем истории Школы №112. Ученики любили её за живой ум и умение относиться к предмету с юмором.
Когда начался послевоенный экономический бум, мисс Росс изучила об экономике все, что могла, в надежде привить своим ученикам новые ценности. В 1959 году она стала одной из первых женщин-студентов, поступивших в Нью-Йоркский Университет, где и познакомилась со своим будущим мужем, Джеймсом Россом, профессором юридического факультета. Они поженились в 1961-м, и вскоре у них родился сын, Аарон, который, вместе со своей женой, трагически погиб в автокатастрофе в 1997 году. Мисс Росс вырастила своего внука Майкла вместо них.
Участие мисс Росс в жизни Школы №112 не оставалось незамеченным: она одиннадцать лет была тренером команды по инсценировке судебных процессов, которая, под её руководством, выигрывала чемпионат штата девять лет подряд. Она оставила должность учителя после смерти Джеймса в 2002 году. В 2007-м ей был поставлен диагноз – рак.
Мисс Росс посещала все встречи и состязания команды, на которые могла прийти, что помогло зажечь интерес к праву у её внука. Также она была первоклассным игроком в шашки.
Поминальная служба состоится 30 марта на крыше Уилф-Холл, по адресу: Макдугал стрит, 139.
Примечание, 2 апреля 2012: Речь Майка на поминках бабули останется в веках как самое уморительное и душещипательное событие новейшей истории. Харви не плакал, но соринка попадала ему в глаз четыре раза.
Бабуля смеялась бы до упаду.
* * *
Евангелие от Харви Спектера – незавершенное произведение, пятое издание которого готовится к выходу где-нибудь в следующем году, чтобы представить усовершенствованную версию удобного для пользователя путеводителя по облеченному тайной и закованному в сияющюю броню неебической крутизны человеку-загадке по имени Харви Спектер.
Но единственный пользователь этого путеводителя – Майк, и поэтому он ни с кем им не делится, прячет его в шкафу между своей курткой с эмблемой Сокс и принадлежащей Харви осенней коллекцией Данхилл. Под стопкой бумаг и счетов из ресторанов. В смятых прошлой ночью простынях и дебильном стеклянном лифте, который Майк втайне обожает, потому что в нем чувствуешь себя, как Джеймс Бонд. Между пустыми жестянками из-под «Ред Булла» в мусорке и в банке с умопомрачительно дорогим кофе Харви, которую снесла со стола кошка. В ласковом изгибе губ Харви, когда он улыбается по утрам, и в золотых кольцах, которые они носят, но о которых не говорят.
Если же Майку все-таки захотелось бы толкнуть эту фигню в какое-нибудь издательство, он почти уверен, что прописался бы в списке бестселлеров Нью-Йорк Таймс на всю оставшуюся жизнь.