[sparrabeth65]

31.03.2013 в 17:02

Пишет  tanchouz:

Фанфик: "Без вариантов"
Для тех, кого не пугает пейринг Майк/Джесси, да еще и с рейтингом в придачу.

Название: "Без вариантов"
Автор: tanchouz
Категория: слэш
Рейтинг: R
Размер: ок. 17 тыс.слов
Персонажи: Майк/Джесси, Тайрус, Густаво Фринг, Уолтер Уайт
Дисклеймер: герои принадлежат Винсу Гиллигану
Саммари: Майк и Джесси работают вдвоем на Густаво Фринга и становятся больше, чем коллегами
Предупреждение: ООС, вольное обращение с пространственно-временными рамками сериала, жестокое обращение людей с животными и животных с людьми. Продолжение - в комментариях.




- Он не будет варить без Уолта. Ты не сможешь его заставить. Без вариантов.
Гус сложил пальцы под подбородком и внимательно посмотрел на Майка.
- А ты?
В наступившей тишине стало слышно, как далеко за городом воет пожарная сирена. Какие-то отморозки снова подожгли сухую траву в пустыне.
*****
Они сидели перед телевизором в гостиной – каждый в своем кресле. Джесси, развалившись, щелкал пультом, листая каналы. Майк с раздражением отбросил газету. Чертовы подростки. Всем на них плевать, а родителям в первую очередь – лишь бы на глаза не попадались. Вот те и сидят за своими приставками и палят в экраны сутками напролет. А потом в газетах журналисты поднимают вой, потому что какой-то малолетний психопат взял отцовский дробовик и перестрелял своих одноклассников как кроликов.
Он невольно посмотрел на соседнее кресло.
Джесси зевал, вытянув ноги. На экране развлекались Щекотка и Царапка.
Черт с ними со всеми – Майк взял газету и открыл последнюю страницу с кроссвордами. Приложить бы этого отца с дробовиком башкой об стену со всего размаху. Может тогда дойдет, где нужно ствол в доме держать, чтоб дети не сперли.
Джесси, соскучившись, уронил пульт на столик и потянулся, закинув руки за голову. Между ремнем и футболкой обозначилась полоска светлой кожи.
- Рыба-шар, - после того, как парень встал и, сунув руки в карманы, нога за ногу обошел комнату, он остановился рядом с креслом Майка. И теперь, перегнувшись через плечо, тыкал пальцем в строчку с цифрой «семь».
- Нет, серьезно. Если до нее какая-нибудь рыбина докопается – раздуется поперек себя, и хрен ее кто тронет.
Майк поднял голову. Джесси улыбался так, словно только что решил проблему, над которой человечество в отчаянии билось долгие годы.
– Квадратики видишь? - Майк откинулся на спинку кресла. - Их больше, чем букв. Ты в школе что, считать не научился?
- Слышь, я точно знаю, - улыбка погасла и сменилась недовольной гримасой. Такой искренней, что Майк посмотрел еще немного. – Я за базар отвечаю. Если по буквам не влезает, значит, обсчитался твой мозгоед – или кто там эти квадратики рисует.
- Ладно, как скажешь, - пробормотал Майк, возвращаясь к газете. – Ничего, что тут уже буквы уже открыты? «О» и «х». Знаешь такие? Хотя у тебя с буквами тоже напряг, наверное. Так что не заморачивайся, иди телек посмотри. Я без тебя как-нибудь.
Джесси промолчал.
Майк вздохнул и снова посмотрел вверх.
Джесси даже говорить не обязательно, у него и так все на лице написано. Но вместо того, чтобы намекнуть - за лицом иногда полезно следить ради собственной безопасности, Майк взял карандаш.
- Ладно, угадал, - сказал он.
И начал вписывать буквы в столбец.
- Че, правда? – Джесси недоверчиво заглянул через плечо. – Стой, ты не то пишешь.
- Все то, расслабься.
- Что это за «игло»…
- «Иглобрюх».
- Да ну нет.
- Да.
- Я ж сказал…
- Ты ствол пушкой называешь? Это то же самое.
- В смысле эти, как их… си… симонимы?
- В смысле они. Хочешь – на, потренируйся, - Майк протянул газету и встал.
Джесси машинально взял газету в руки. Майк посмотрел на него и сказал:
-Не расстраивайся. Я тебя с внучкой познакомлю. Она первая ученица.
- И че?
- Буквы быстро выучишь.
- Чего? - Джесси даже задохнулся от возмущения. – Слышь, я умею читать!
- Ты Тайрусу сегодня сказал, что кислоты заказать надо. А когда он спросил «какой?», ты ему что ответил?
Джесси, опустившись на подлокотник кресла, принялся рыться в карманах.
- «Да той, которая в бочках с пчелками», - передразнил Майк. - Даже этот бык знает, что там написано.
- Там ничего не написано, – невнятно ответил Джесси, прикуривая сигарету. – Там долбанные китайские значки нарисованы.
- Видел бы ты лицо Уолтера. «Бочка с пчелкой». С другой стороны заглянуть не пробовал?
Джесси выдохнул дым и, прищурившись, посмотрел на Майка.
- Что такого? Я знаю, как с этой бочкой обращаться. Да хоть бы вообще читать не умел – какая мне разница? Я столько бабла поднимаю – ни одному профессору не снилось.
- Если б твой «профессор» химии не учился, ты бы тоже бабла не видел.
- Я мистера Уайта устраиваю – какой есть. Сам спроси, если не веришь. Он преподом у меня в школе был.
- Что ж он не вписался, когда тебя из школы выперли?
- Не захотел – вот и не вписался. Ну и что? Не много потерял. Я туда только тусоваться ходил.
Джесси сунул сигарету в рот и, не отпуская фильтр, снова затянулся. По сигарете побежал багровый огонек, пепел, даже не успев потерять форму, мягко обвалился на пол. Резко выдохнув дым в сторону, Джесси с вызовом глянул на Майка.
- Где эти задроты школьные? - он поднялся с кресла.
Майку было интереснее, где парень набрался всего этого – подходить вплотную, становиться напротив - глаза в глаза, и сверлить взглядом любого, чьи слова пришлись ему не по вкусу. Вроде никто из бойцов так не делает. У дружков своих научился, что ли? Или фильмов пересмотрел?
- Где они теперь? Забивают мозги всякой хренью в колледжах на бабки родителей. И пашут за копейки халдеями в забегаловках, чтобы телка в кино за сиськи потискать дала. А я, - Джесси ткнул себя пальцем в грудь. – А я себе тачку купил, еще когда тему с метом только двигать начинал. Наличкой заплатил. У меня плазма дома во всю стену. Ты в музыке не сечешь ни фига, но поверь – любой продвинутый пацан кончит, как мои сабвуферы увидит. А телок у меня столько б было, если б захотел…
Джесси осекся.
Майк даже бровью не повел, только слегка двинул челюстью. Он не боялся, что Джесси вдруг прочитает его мысли - сам-то он за своим лицом давно следить научился. Научишься, когда поработаешь у человека, который людей насквозь видит, а лицом владеет так, что жутко становится.
Парень, стоявший перед ним, все верно сказал. Захотел бы – мог жить в свое удовольствие, тратить деньги направо и налево. Спать с кем угодно и когда угодно. Тот, кого бы не впечатлили его манера улыбаться и прочие повадки, повелся б на запах новеньких купюр, а о подсевших телках, которые выстраивались бы в очередь ради дармовой дозы, и говорить не стоило. И не только телках, раз уж на то пошло. Сидящие на системе очень быстро начинают относиться ко многим вещам гораздо проще, если эти вещи гарантируют им лишних полчаса на небесах с алмазами. И пол тут не имеет никакого значения – мозги работают у всех одинаково.
Не может быть, чтобы Джесси об этом ни разу не подумал.
И все равно сидит по вечерам перед телеком в доме Майка. И не ради того, чтобы поглазеть, как реднеки на грузовиках выделывают виражи на льду.
Майк старше раза в два. Если не больше. Ему надо спать по ночам и держать в голове только нужную информацию. И находить время для прогулок с внучкой в парке. Чем он думал, когда влез во все это? Когда, подвозя Джесси поздно вечером, притормозил у его дома, а тот даже не притронулся к ремню безопасности и сидел, упрямо глядя перед собой – чем он думал, когда молча завел двигатель и тронулся с места? Оба знали, куда едут, и ни один из них не произнес ни слова.
Они вообще мало говорили первое время, оказываясь вдвоем.
- Достал уже курить в доме.
Майк вынул сигарету из чуть дрожавших пальцев, подошел к открытому окну и щелчком отправил на улицу.
- Дом я себе тоже отмутил, - отвернувшись, пробормотал Джесси.
- Я знаю, как ты его отмутил, - кивнул Майк, возвращаясь.
- Ну и че? Это был и мой дом. Я все по-честному сделал.
- Чего тогда злишься так?
- Ничего. Все справедливо было.
- Вот и выдохни, раз справедливо. Рыба-шар.
И еще до того, как парень снова успел возмутиться, Майк положил ему руку на плечо. Тот, кусая губы, стоял перед ним, глядя в пол.
- Я знаю, что там за кислота, - упрямо сказал он. – Понял? Я знаю.
- Черт с ней, с твоей кислотой, - сказал Майк.
Джесси поднял глаза.
Он стоял так близко. И смотрел совсем по-другому. И Майк ничего не мог с собой поделать.
Он всегда считал, что в жизни полно вещей поважнее, чем возможность вот так подойти и положить руку на плечо, когда захочется. И близко к себе никого не подпускал – не собирался ни к кому привязываться. Слабое место – вот как это называется. Слабые детские ручки, которые однажды не хватило духу скинуть, теперь держали его мертвой хваткой, так что Майк точно знал, как это бывает. До него поздно дошло, насколько прочно он попался. Глядя, как переливаются волосы Келли на солнце, и как она улыбается во весь рот, ни капли не стесняясь зубов, до которых еще не добрались ортодонты, Майк улыбался в ответ и мысленно отрывал голову любому, кто посмеет ее хоть пальцем тронуть. Он был уверен, что закрыл свой лимит привязанностей раз и навсегда. Слишком хорошо представлял, чем привязанность такого человека, как он, грозит и ему, и тому несчастному, кого угораздит ее заработать.
Судьба решила пошутить. Она обожает это делать – только и ждет, чтобы какой-нибудь олух твердо сказал себе «больше никогда». Ей, наверное, секретарша каждое утро списки приносит таких вот олухов, вроде Майка, и они вместе хихикают, готовя сюрприз на будущее.
- Свет, - пробормотал Джесси, стягивая футболку через голову.
Майк знал вкус его кожи на шее, ключицах, за ухом, между лопатками. Знал, как он начинает дышать сквозь зубы, когда ему нравится то, что Майк с ним делает, знал его запах, когда происходящее начинает уже не просто нравиться. Знал весь его небогатый словарный запас – удивительно, но парень, которого в обычной жизни было не заткнуть, словно в рот воды набирал, когда дело доходило до главного, так что Майку поначалу даже казалось – Джесси его боится. Не то, чтобы Майку не хватало общения за этим делом, но такая мысль напрягала.
Он ведь мог захотеть ее проверить.
Особенно, когда Джесси, оказавшись лицом вниз на кровати, прикрывал голову руками так, словно над ним с ревом проносились вражеские бомбардировщики.
Или замирал, боясь шелохнуться, когда Майк, забив на то, что теперь до заката объехать все точки однозначно не удастся, шагал вслед за ним в темноту заброшенной фабрики, где в мертвой вентиляционной трубе лежал пакет с выручкой, и, сунув руку под футболку, проводил всей ладонью вдоль позвоночника.
Майк убирал руки с затылка, неуклюже гладил по спине, ждал, пока парень расслабится, и тот все понимал правильно, но все равно молчал, только иногда, когда уже совсем не мог сдерживаться – произносил хриплым шепотом на выдохе ровно два слова. И хотя Майк слышал их довольно часто и сам употреблял много раз на дню - главным образом в адрес тех, кто его взбесил – в такие моменты от этих слов сносило крышу покруче, чем от самых грязных разговоров шлюх в борделе.
И несмотря на то, что Майк так много знал, он понятия не имел, как Джесси целуется. Не мог заставить себя сосаться с мужчиной, хоть убей.
Джесси не настаивал.
Экран телевизора продолжал мерцать, наполняя комнату дрожащими отблесками. Началось какое-то псевдоинтеллектуальное шоу, бодрый голос ведущего предлагал участникам угадать, кого случайные прохожие на улицах назвали самым известным маньяком-убийцей прошлого столетия.
Джесси непонимающе взглянул, когда Майк отпустил его.
- Иди наверх, - сказал Майк. Взял пульт со столика и вырубил ящик нахрен.
В спальне наверху было темно, но он смутно различал татуировку между лопатками. Дыхание сбилось, когда эти лопатки напряглись и задрожали, и ему показалось – разноцветный череп между ними ощерился в ухмылке в ответ на глухое рычание, вырвавшееся сквозь стиснутые зубы.
*****
Утренние лучи потихоньку доползли до коврика перед кроватью и, осмелев, стали перебираться выше. Майк смотрел, как солнечный свет заливает комнату.
Если бы Джесси спал сейчас в этой кровати, он бы, недовольно морщась, повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову. Если бы Майк захотел скинуть с него одеяло – Джесси бы просто закрыл глаза локтем. Он не стал бы возражать. Или настаивать. Он ни на чем никогда не настаивал. А Майк, вместо того, чтобы с облегчением перевести дух, испытывал глухое раздражение от такой покладистости. Он же не Хью Хеф, а Джесси – не стервозная модель, чтобы лезть к нему в постель ради портрета во весь разворот в мужском журнале. А если б дело было в том, что парень вдруг решился на эксперимент - мог бы легко найти себе кандидатуру получше. На этот счет у Майка тоже не было бы никаких иллюзий, если б он не понимал, это – не тот эксперимент, который затевают со скуки или для развлечения. Освобождая ночью место рядом с собой, он знал, что романтика тут ни при чем, и сомнабулизм тоже, однако о том, что беспокойный лунатик оказался в его постели вовсе не потому, что перепутал двери, он знал тоже. Опыта и интуиции вполне хватало, чтобы разобраться, что к чему, и без этого знания Майк бы прекрасно обошелся. Без него он мог бы с самого начала списать все на скуку или жажду экспериментов и с чистой совестью посоветовать экспериментатору свалить до того, как Майк сам начнет ставить опыты, проверяя чужие ребра на прочность.
За окном надрывались птицы, каждый раз на рассвете приходившие в дикое возбуждение, как будто видели восход впервые в жизни. Такой энтузиазм наводил тоску. Внешний мир отказывался проявлять сочувствие к человеку, толком не спавшему двое суток и так и не добравшему свою норму на третьи. И еще не известно, выспится ли он на четвертые. Хотя жаловаться ему было не на что – за ночные смены с ним расплачивались с лихвой.
Сумма на банковском счете не менялась ни на цент – деньгами такие вещи не меряются, и о расценках никто не договаривается. Каждый сам для себя решает. Один решает, что готов отдать за то, чтобы, закрывая глаза, не оставаться наедине с притаившимся в темном углу монстром – лохматой кошмарной тварью, которая выползет и сожрет тебя, как только почует, что некому защитить. А другой иногда даже не успевает решить, надо ли ему все это, как уже оказывается на ночном дежурстве.
Сколько не тверди, что чудовище – болезненная фантазия, есть такие ночные часы, когда из угла отчетливо доносится кровожадное сопение. Джесси – не первый и не последний, кто выбрал самый простой способ заглушить эти звуки. Только было непонятно, почему Джесси выбрал именно Майка, чтобы избавляться от кошмаров, в которых ничего не мог поделать со своими мучителями или сам превращался в монстра. Майк вполне мог быть одним из героев этих снов.
Если человек спит с тобой в одной постели только потому, что боится, ничего хорошего из этого не выйдет.
Он постоянно напоминал себе об этом днем.
Он ни разу не отказался от того, что ему предлагали ночью.
Майк давно уже слышал тихое гудение, но не спешил брать телефон. Он думал о пчелках на бочках с кислотой. И о том, как Уолтер Уайт поглядел на него в лабе.
Положив руку на ограждение, Майк наблюдал сверху за Джесси и слушал, как парень втолковывает Тайрусу насчет тех самых бочек. Никогда не видел, как Тайрус закатывает глаза. И не подозревал, что тот может произнести «фенилуксусная кислота» без запинки с первого раза. Похоже, Джесси тоже.
Это было профессиональное – чувствовать на себе пристальный взгляд, и не подавать вида – неплохо помогало сбросить хвост и уйти от слежки. Боковым зрением Майк давно засек, как замер Хайзенберг, и даже не поворачивая головы, точно знал, что тот не сводит с него глаз, озадаченный выражением лица, с которым суровый начальник службы безопасности слушал разговор. Химик посмотрел на Джесси, занятого препирательствами с Тайрусом, и снова уставился на Майка.
Он и до этого бросал такие взгляды, выстраивая воображаемую линию между своим напарником и тем, кто совсем недавно собирался пристрелить их обоих в этой самой лаборатории. Вначале линия шла пунктиром, перебиваясь вполне законными недоумением и недоверием. Потом пробелы заполнило желание убедиться. А в тот раз эта линия стала непрерывной - натянулась как струна и зазвенела от напряжения, и Майку тоже пришлось слегка напрячься, чтобы сохранить все свое хладнокровие, когда, повернув голову, он, наконец, встретился глазами с Уолтером.
Джесси все время словно невзначай оказывался к Уолтеру спиной. Неохотно перекидывался парой слов и в глаза смотреть не собирался. А Уолтер смотрел в спину Джесси так, как будто хотел прожечь в ней дыру. Как будто между ними были никому не ведомые соглашения и обязательства, которые один из них выполнять отказывался. И речь шла вовсе не о расписании дежурств по лабе.
Майк потянулся за телефоном.
- Ну? – голос был до сих пор хриплым. Как можно подцепить простуду в таком климате? Чертовы рефрижераторы, надо придумать другой способ перебираться через границу.
- Чего? Тайрус, мать твою, я на два дня свалить не могу, чтобы ты не облажался. Какого хрена ты его к этим полудуркам на свалку отправил? Я же сказал, им не продавать. Ищи его теперь, где хочешь, и возвращай, пока он с ними не пересекся. Позвони Дэйву, он в полиции стажером был. Давай, разруливай сам, мне не до этого.
На самом деле его не было три дня. Два их них он провел, мотаясь между США и Мексикой. Устал как собака. Пришлось задействовать все связи, чтобы его, наконец, выслушали, пусть даже беседа проходила под прицелом двух автоматов и одного пистолета. Не считая того, который внук дона Саламанки держал в руках, сидя перед ним в задней комнате какого-то занюханного бара на окраине Сьюдад-Хуарес.
С легкой руки Гуса Фринга, все это называлось «организуй нам встречу».
Майк был талантливым организатором. Встречи ему удавались хорошо, и все, кто с ним встречался, охотно бы это подтвердили – если б удалось разубедить их в том, что перестав держать рот на замке, они отправятся вслед за теми, кто уже никогда и ничего подтвердить не сможет. Так что те, с кем он хотел увидеться, прекрасно знали его репутацию в этом деле. Только эта мысль – потные латиносы боятся его до усрачки, даже безоружного – помогала держаться спокойно, когда его обыскивали, завязывали глаза и, уперев ствол между лопаток, вели, неизвестно куда.
Когда с него сняли повязку, он даже не слишком удивился. Ни хрена эти мексиканцы не умеют вести дела. Слишком сентиментальны, когда дело доходит до семейных связей. Дон Саламанка, заточенный в доме престарелых, приходился троюродным дядей главе картеля, и тот под влиянием родственного долга приблизил к себе его внука. Последнего из рода Саламанка, единственные достоинства которого, по мнению Майка, заключались в том, что он был молод, и, следовательно, умел передвигаться без помощи инвалидного кресла и мог вовремя дойти до туалета.
Майк как мог внятно донес до него предложение Густаво Фринга. Пригласил в гости и пообещал, что ни один волосок не упадет с головы тех, кто отважится прибыть с визитом. Он старался говорить мягко, но убедительно, как переговорщик беседует с террористом на финальной стадии операции. Смотрел, как Хоакин Саламанка поигрывает пистолетом и слушал, как сопят за спиной быки с автоматами. И, не обращая внимания на тягостное ощущение в затылке, терпеливо ждал, пока самоуверенному гондону не надоест делать вид, что в его голове есть мозги, которыми он обдумывает свое решение.
- Твой хозяин знает, что нужно картелю, - наконец, сказал Саламанка.
Спокойно. Если Хоакин и хотел его задеть, то в этом случае сделал это явно неумышленно. Для него в слове «хозяин» не таилось ничего обидного.
- Так что передай - переговоров не будет.
Майк точно не знал, почему мексиканские гангстеры вдруг решили вести себя, словно жеманная кокетка, заставляющая ухажера плясать вокруг нее танцы страсти, когда почуяли, что конкурент готов пообщаться. Ему пришлось напрягаться, по-настоящему напрягаться, чтобы получить возможность сидеть в компании даже этого идиота, который целился ему прямо в грудь и намекал, что сделанная черным маркером надпись на пластиковой крышке с логотипом легальной собственности Гуса Фринга Майку просто привиделась. Или тот неправильно перевел приглашение к переговорам с испанского. В доме, где обнаружилась эта крышка и к ней пара отмороженных винтовых со стволами в придачу, света, действительно, было маловато, можно было и ошибиться. Но Майк на зрение пока что не жаловался.
Либо это была хитрая циничная тактика – заставить противника самого добиваться того, чего он не хочет, либо Хоакин Саламанка вел свою собственную очень опасную игру.
- Я, по-твоему, сколько в Альбукерке живу? – мрачно спросил Майк.
Хоакин нахмурился. Ему больше нравилось изображать неприступного капорежиме, и необходимость задумываться над неожиданными вопросами его раздражала.
- Там по-вашему даже крысы в помойках говорить наловчились, - Майк заставил себя сидеть смирно и не оборачиваться на звук щелкнувшего предохранителя.
Он произнес эти слова по-испански с жутким акцентом.
- «Платикар», сечешь? – он поднял палец, снова перейдя на английский. – Я знаю это слово. Знаю как оно пишется.
Хоакин улыбнулся и поднял брови.
- Так дела не делаются, - Майк покачал головой. – Хочешь получить – обсуждай условия.
- Никаких условий.
- Ты за себя сейчас говоришь? Или за босса своего? Не слишком много на себя берешь, а?
Хоакин откинул голову назад и глянул на Майка так, словно тот случайно наступил ему на босую ногу армейским ботинком.
Майк слегка подался вперед, и один из охранников сделал к нему шаг.
- Остынь, боец, - эту фразу Майк тоже мог произнести по-испански, что и сделал, так и не оглянувшись. – Дай договорить.
- Я скрывать не буду, если б не мой «хозяин», я бы давно уже цветами торговать подался. Мне б федералес букеты вагонами присылали за то, что я со всей своей бригадой на вашу гасьенду наведался. А за ними - парни из Лос Зетас составы подгоняли. Но я в бизнес не суюсь. Не моя территория. А вот мой «хозяин» - другой человек. Он бизнесмен. И твой босс – тоже бизнесмен. Не мути воду, дай им договориться. Сам потом спасибо скажешь. Дольше проживешь.
- Пусть сеньор Фринг приезжает сюда, - Хоакин, взяв себя в руки, снова улыбнулся, склонив голову набок. – Он дорогу знает.
Майк усмехнулся.
- Без понятия, как у вас тут в Мексике, а у нас тот, кто хочет получить, идет к тому, у кого это есть. Хотите получить – обсуждайте условия. Дорогу тоже знаете.
Вернувшись в Альбукерке, Майк потратил третий день, отсыпаясь дома. И теперь сидел на кровати в залитой солнцем комнате, голова все еще мягко гудела, а в горле слегка першило.
Густаво - бизнесмен. Он сумеет договориться. Картель получит деньги и отвалит. Гус не отдаст мексиканцам того, чего добивался многие годы. И секретами производства мета делиться не станет. Он за свою собственность зубами держится. И у него отличный дантист.
Джесси останется в Альбукерке, и Майк будет по-прежнему всюду таскать его с собой, как велел босс, а вечерами будет привозить к себе. Они будут сидеть перед телеком, Джесси уснет прямо в кресле, и Майку придется тащить его в спальню на первом этаже. А когда он, наконец, задремлет в комнате наверху, его разбудит возня рядом и требовательный тычок в плечо - чтоб подвинулся.
Завтра он узнает, ради чего пришлось потратить два дня и подхватить простуду. Джесси поедет на встречу вместе с ним.
Он посмотрел на телефон. Джесси было запрещено звонить в эти дни, в самом крайнем случае тот мог прислать смс. И к этому должен был быть действительно важный повод. Так что ничего удивительного, что телефон хранил молчание до сих пор.
Парень толком не знает, чем Майк занимался все это время. Он, наверное, даже не знает, что тот вернулся в Альбукерке. Зато Майк в курсе всех его перемещений и всех визитов в обманчиво-приличный дом на тихой улице. Три дня – не такой уж долгий срок, но если у человека есть секреты и неведомые обязательства, этими днями вполне можно воспользоваться и многое успеть.
Майк вздрогнул, когда телефон загудел ему прямо в лицо. Смешанное чувство охватило его, и почему-то облегчения в нем было больше.
Звонок был от Тайруса.
- Ладно, - сказал Майк.
Добро пожаловать домой.
- Сам заезжай. Я за руль сегодня не сяду.
*****
За что Майк любил свою работу – гораздо больше, чем за те деньги, которые поступали на его счет, так это за моральное удовлетворение, которое он получал, с размаху шагая в самый центр хаоса и неразберихи. Он интуитивно находил точку опоры среди беспорядочно сталкивавшихся между собой событий и процессов, и, перехватив управление, заставлял причины и следствия изящно сходиться в этой самой точке. Из двух вопросов «почему?» и «как?» его обычно интересовал только последний. И получив ответ «вот так», он на несколько упоительных секунд погружался в состояние безмятежного покоя, даже если стоял над трупом с еще горячим стволом в руке. Нет ничего приятнее – видеть, как оставшиеся в живых начинают, в конце концов, смотреть на тебя осмысленным взглядом. Вот пусть они и думают – почему.
Однако в этот день все шло наперекосяк. То ли от недосыпа, то ли от простуды, но Майк постоянно ловил себя на том, что не может сосредоточиться, как следует. Бегунка, которого Тайрус отправил к первинтинщикам, ютившимся в картонных коробках на городской свалке, выцепить так и не удалось, дома он не объявлялся, а телефон не отвечал. И это была меньшая из проблем. В итоге досталось всем, а Тайрус, и так не отличавшийся особой разговорчивостью, к концу дня заткнулся окончательно. Он открыл рот только один раз, когда вез Майка в город. Спросил, куда поворачивать, хотя прекрасно знал дорогу к дому босса.
Майк посмотрел вслед удалявшейся машине и подумал, что все очень, очень плохо. Раз уж Тайрус, даже не получив ответа, все равно понимает, куда поворачивать.
Конечно, у него имелся комплект ключей от этой двери, но иногда можно было проявить вежливость. Майку хотелось побыть вежливым для разнообразия – к концу дня в его речи стали преобладать исключительно нецензурные междометия, и ему это слегка надоело.
Постучав, Майк сосчитал про себя до десяти и стукнул еще пару раз – уже погромче. Сунул руку в карман, и тут за дверью послышались шаги.
В растянутой футболке и болтающихся на бедрах джинсах Джесси выглядел, как типичный молодой бездельник, который не желает работать, целыми днями валяется на диване, а по ночам тусит в местных клубах с такими же лоботрясами, нанюхавшись дури, и взахлеб обсуждает шансы десептиконов против автоботов, если б на Кибертроне не начался Великий Упадок. Кто бы стал серьезно воспринимать этого худощавого парнишку в татуировках? Кто б поверил - на нем завязано так много, что камеры видеонаблюдения в лабе неотрывно пишут каждый его шаг наравне с гениальным Хайзенбергом, а на другом конце города бывший чилийский подданный, когда-то не поделивший сферы влияния с генералом Пиночетом, часами сидит перед ноутбуком, следя за тем, как этот парнишка орудует погрузчиком, подкатывая бочки, или осторожно колет прозрачное стекло, подняв респиратор на лоб.
А ему даже в голову не приходит спросить «кто там?», когда в дверь стучат.
- Здоров, - Майк, отодвинув Джесси плечом, вошел внутрь и огляделся.
- Ну? Дверь закрой.
Джесси послушно закрыл дверь.
- Ремонт затеял? – Майк обернулся.
Разрисованные гостями стены носили следы неумелой покраски, в комнате было довольно чисто, хотя в полумраке хорошенько не рассмотреть – окна были занавешены. Несмотря на то, что снаружи все еще мягко светило солнце, сюда ему хода не было – плотная ткань надежно преграждала путь вечерним лучам.
Джесси таким знакомым жестом провел рукой по затылку и скользнул пальцами по шее, чуть склонив голову на бок.
- Ага, - осторожно ответил он. – Типа того.
- А что так неласково? Не рад?
- Почему? Рад…
Майк видел, что тот не просто сбит с толку. Так смотрят подозреваемые на первой встрече в участке – до того, как им предъявят обвинение, которого они заслуживают, и о чем прекрасно знают, но не уверены, что копам это тоже известно на сто процентов.
- Ну, ты это… - Джесси поежился, пытаясь подобрать слова. – Просто ты… Ты даже не сказал ничего. И ты тут редко бываешь. Третий раз за все время, нет?
- Четвертый. Тебя тут просто не было, когда я приходил.
- Ну да…
Футболка с длинным рукавом. Занавески на окнах. И в кармане что-то держит. Не вытаскивает, значит там не сигареты – давно бы закурил, в своем доме ему стесняться нечего. Вцепился так, что даже рука подрагивает – через карман видно.
Майк, прищурившись, разглядывал Джесси, ничуть не скрываясь. Сол Гудман терпеть не мог, когда Майк вот так смотрел на него. «Смотришь, как дохлая макрель, - говорил адвокат. – Нормальный человек не может смотреть без выражения. У тебя папаша что, группенфюрером в СС служил? Так и знал, что это по наследству передается». Сол Гудман был на самом деле никакой не еврей, так что шутки насчет СС давались ему легко. Майк пропускал мимо ушей, его немецкие предки высадились в США задолго до Гитлера. Так смотреть он научился в допросных, когда приходилось иметь дело со всякими упоротыми ублюдками, вроде того Горди, а просто встать и разбить об голову стул не позволяли гуманные законы штата.
Главное – выдержать нужную паузу. Заставить нервничать так, что достаточно цокнуть языком, чтоб душа ушла в пятки.
- Давай, показывай.
- Что показывать? – в этом освещении даже стоя рядом не поймешь, отхлынула кровь от лица или просто померещилось.
- Руки свои показывай! – рявкнул Майк, шагнув ближе. – И что ты там в кармане тискаешь – давай доставай.
Джесси вытащил из кармана мятую пачку Вилмингтона. Не поднимая глаз, показал Майку и сунул обратно.
- Сам вечно орешь, что я тебя курить достал, - пробормотал он.
Надо же, какие успехи. Хоть в антитабачной рекламе снимайся – только Майк на это не поведется. Пусть другому заливает, что из-за сигарет так дергается.
На столе в комнате ничего нет, значит, спрятано где-то в доме.
- Эй, ты куда? – окликнул Джесси и кинулся за Майком.
Все наркоманы похожи в одном – всегда нычки свои в одних и тех же местах делают, сущий пустяк отыскать весь запас, если знать, где смотреть.
- Майк, - парень так явно нервничал, идя следом, что его гость уже не сомневался. – Майк, да что за херня… Тебе что, Тайрус стуканул?
Майк резко обернулся, и Джесси отступил на шаг.
- Ничего я не брал из лабы, - негромко произнес он. – Ничего здесь нет, хоть обыщись.
- Да? Ладно. Снимай тогда.
- Что? – Джесси слегка оторопел.
- Вот это, - Майк подошел и дернул его за воротник футболки.
- Зачем?
- Снимай, давай. Живо.
Как только Джесси стянул футболку, Майк, схватив его за предплечье, потащил в комнату и, толкнув к ближайшей лампе, щелкнул кнопкой.
Ничего особенного он не увидел.
- Джинсы тоже давай.
- Может, хватит? – угрюмо сказал Джесси. До него дошло, и он неохотно теребил пряжку ремня. – Что ты как папаша мой…
- Делай, что говорю.
- Да не торчу я…
- Тогда какая тебе разница? Стесняешься, что ли? – Майку ничего не стоило бы сдернуть эти джинсы к чертовой матери, но Джесси потянулся к пряжке сам, что-то пробормотав про себя.
Из кармана джинсов выпала пачка сигарет, и Майк отшвырнул ее ногой до того, как Джесси попытался поднять.
Ничего не обнаружив, Майк взял футболку и протянул Джесси. Тот посмотрел на нее, но не стал сразу брать, а перевел взгляд на Майка.
- Убедился? Или может, еще что снять?
- Ты же не торчишь, - Майк сунул ему футболку. – Можешь оставить, поверю тебе на слово. Одевайся.
Джесси отвернулся, и Майк невольно скользнул взглядом по татуировке между лопаток.
Демон ухмыльнулся ему, как старому знакомому. Дурацкий рисунок. Наверняка какой-нибудь приятель на УДО по дружбе сделал. Или доморощенный мастер в обмен на парочку пакетиков волшебных кристаллов.
Майк глядел, не отрываясь. Они с демоном оба знали, что он просмотрел.
Майк поднял руку и легко, почти ласково коснулся красной отметины между лопатками чуть выше татуировки. Джесси замер, так и не успев натянуть футболку.
- Нет, стой, - Джесси судорожно дергался, пытаясь отцепить руку, сдавившую горло. – Подожди…нет…
Майк прижал его к стене, сжимая руку на горле все сильнее, а второй машинально нащупывая ствол в кобуре. Обязательства, секреты – конечно, все так и есть. Твою мать, его не было всего три дня. Три благословенных дня, когда можно было, как раньше, идти по краю, шалея от ветра, бьющего в лицо и норовящего столкнуть в пропасть, или спать так крепко, что даже сны не снятся. Полагаться только на себя и не быть ни за кого в ответе. Не страдать этой херней, от которой только горечь на языке остается, и не знать этого отвратного ощущения собственной слабости.
- Знаешь, насчет чего мне Тайрус стуканул? – он бешено глядел в глаза, в которых зрачки уже расширились во всю радужку. – Что к тебе один твой дружок наведывался. По лаборатории.
- Стой, - Джесси было все труднее даже хрипеть, и надо было очень постараться, чтобы уложиться в два-три слова, и так, чтобы они дошли до Майка сразу. – Это ты… твое… ты сам…
Майк чуть ослабил хватку. И вдруг все вспомнил. Это его собственная работа – той ночью перед отъездом.
Он чуть его не придушил за то, что сам с ним сделал. Как будто до этого мало поводов было. У него, наверное, температура скакнула за сто с лишним.
Джесси, постепенно выравнивая дыхание, продолжал цепляться за руку, так и не отпустившую горло. Мог бы скинуть – Майк бы ни слова не сказал. Но вместо этого приподнял подбородок, словно давая возможность обхватить шею поудобнее, и Майк вдруг ощутил, как большой палец скользнул по запястью.
- Я тоже … скучал…
Различить иронию не мешал даже сиплый голос. Отличить случайное касание от осторожной ласки мешал бьющийся под рукой пульс на сонной артерии.
Прижавшись затылком к стене, Джесси криво улыбнулся. Как будто уже привык, что Майк может быть таким. Может хотеть, чтобы Джесси перестал дышать - размышлять об этом по-деловому расчетливо или делать это вот так – страшно и тяжело. Так привык, что, если понадобится, не задумываясь, встанет на мушку, заслонив собой другую жертву, потому что знает – Майк остановится. Всегда останавливался.
Лихорадка одолевала, он был болен. Не мог отогнать мысль о том, что всего пару месяцев назад был совершенно здоров и совершенно серьезно намеревался разыскать парня и сделать так, чтоб тот потерялся навсегда. Хладнокровно спустил бы курок и никогда не узнал, как Джесси раскидывает руки во сне, и какую ерунду иногда говорит, засыпая.
Майк не мог понять, как дело закончилось тем, что большой палец Джесси скользит по его запястью. Не понимал, как Джесси может ему улыбаться после всего – даже такой улыбкой.
Джесси, наверное, тоже в лихорадке – почему его тело такое горячее? Рядом с ним так жарко, что голова кружится, Майк должен уйти, а он не дает – останавливает, хватая за рукав – и все плывет перед глазами. Прижимается, заставляя фурий разочарованно опустить крылья, утыкается лицом в шею, забирается руками под одежду, задевая кобуру с пушкой. И когда Майк начинает отвечать, так откровенно прикрывает глаза, что Майк забывает про угрызения совести, про стылую темноту и изводящее гудение рефрижератора, про упиравшийся в затылок ствол и повязку на глазах, про улыбку Хоакина Саламанки и даже про Гуса, сидящего перед монитором ноутбука.
Пока случайно не наступает на пачку сигарет, так и оставшуюся валяться под ногами.
Джесси вдруг резко дернулся в его руках, и уже действуя на одних инстинктах, Майк не позволил ему высвободиться.
- Передумал? – пробормотал он, с трудом соображая, что говорит.
- Убери руки, - Джесси толкнул его, заставив отступить в сторону, но из них двоих Майк имел куда больше опыта в таких делах.
Его уже не интересовало, с чего это Джесси, упершись одной рукой ему в грудь, тянется другой к сигаретной пачке так, как будто внезапно вышел на новый уровень одержимости никотином. В ноздри ударил проклятый сладкий запах, заставивший моментально завибрировать рефлекторные дуги, по которым нервные импульсы с головокружительной скоростью понеслись прямо в спинной мозг, попутно отключая все центры высшей нервной деятельности, кроме тех, что отвечали за ощущение безжалостного удовольствия. Одуряющий запах чужого страха. Никакая простуда не могла помешать вдохнуть ударную дозу, и теперь значение имела только эта ладонь между ними, которой не должно было там быть. Которая должна была беспомощно цепляться за шею или плечо, пока Майк обновляет слегка забытые за три дня ощущения, а потом упираться в стену, сжимаясь в такт набирающим скорость движениям. И ему было плевать, что у Джесси могло быть другое мнение на этот счет.
Он сбил ладонь одним ударом, рывком развернул Джесси лицом к стене, прижал за шею, игнорируя ругательства и шипение, и ткнул носком ботинка в щиколотку - надавил, заставляя расставить ноги, словно собирался обыскать задержанного. Джесси снова зашипел и дернулся, когда Майк, обхватив его свободной рукой, прижался сзади всем телом.
- Поздно, - прошептал он в самое ухо.
Его было слишком много, этого запаха.
Искусство наступать на горло самому себе требовало постоянной практики, и мало кто задумывался, в какую цену Майку обходились курсы повышения квалификации и почему он так люто ненавидел бешеных отморозков, вроде Туко и его братьев. Просто те тоже распознавали этот запах моментально, но никому из них и в голову не приходило, что врожденные реакции можно контролировать, и Майк тоже мог стать таким, если б вовремя не затормозил и не научился защелкивать намордник.
Но даже после стольких лет тренировок защелка иногда вдруг выходила из строя – как сейчас – а хуже всего было то, что вернуть ее на место не давала свирепая злая уверенность – все, наконец, идет так, как надо. Как давно хотелось проверить. Он отматывал назад то, что было между ними - мстил за собственную слабость и брал реванш за все те случаи, когда не мог противиться странным непривычным желаниям. Тайрус бы глазам не поверил, увидев, как босс по ночам осторожно проводит пальцами по бритому затылку, трогает губами мягкие волоски у основания, гладит по спине, просовывает руку под подбородком и, взяв шею в захват – так, на всякий случай и очень аккуратно - утыкается лицом между лопаток. Сдерживается, вместо того, чтобы взять свое сразу и не раздумывая.
А глядя на то, как Майк добивается своего, выкручивая руки, Тайрус ничуть бы не удивился. Посмотрел бы, как парень трепыхается, усмехнулся и отвел глаза, точно зная, чем все закончится. Это все равно, что волка дразнить, когда он в тебя уже клыки запустил – только сильнее разъярится.
Потому что кто-то мог прийти в его отсутствие и оставить метку. Потому что он был виноват. Потому что Джесси был виноват тоже. То, как они были вместе раньше, было стерто из памяти внезапно активировавшейся вирусной программой, и теперь запускалось заново – совсем в другом режиме. Программа писалась исключительно под Майка, и кто-то основательно пошарился в его голове, перед тем как засесть за работу.
Это было так восхитительно правильно. Джесси делал все так, как надо, сам не зная об этом. Ругался сквозь зубы, дергался, замирал, сопротивлялся, сдавался и снова пытался вырваться, пока Майк, втягивая знакомый запах, снова и снова пробовал на вкус горячую, чуть соленую кожу – Джесси не смог бы сделать не так, даже если б захотел. Это невозможно, когда отказывают тормоза даже от того, как человек жмурится, мотая головой, или просто цепляется за стену, и Майку только на мгновение стало жутко, когда он понял, как ему нравится новая игра - на несколько секунд разрешать поверить в возможность вырваться из когтей, а потом улыбаться, когда до жертвы доходит, как она ошибалась. Майк просто порадовался, что Джесси не видит его лица, а потом снова накрыло, и с его стороны было чистым проявлением гуманизма умудриться выговорить:
– Давай, расслабься… Я все равно это сделаю…
Здесь у стены, или на этом диване, или прямо на полу. Выбирай, хотя на самом деле мне по хрен на твой выбор.
С таким же успехом он мог бы сказать это вслух.
Он прижался сильнее, скользнул рукой по животу, и Джесси, задохнувшись, рванулся так, что почти получилось высвободиться. Отчаяние перед собственной беспомощностью обессиливало, но одновременно с отчаянием по телу расходились волны острого томительного удовольствия, и это пугало до смерти, а ужас при мысли, что сейчас об этих волнах узнает Майк, заставил Джесси впервые перейти от сопротивления к нападению.
Майк ощутил даже что-то вроде благодарности за такой подарок. Приставить ствол к затылку и заставить делать что угодно было бы слишком просто. Он бы никогда не услышал невольный всхлип, от которого его собственная волна удовольствия чуть не захлестнула с головой. Лучше быть просто не могло.
Но могло быть немного по-другому.
Когда Майк получил в полное распоряжение все, до чего мог дотянуться, он замер. Сердце глухо стучало о ребра, отдаваясь где-то в горле, и убрать руку сейчас не смогла бы заставить никакая вирусная программа. Джесси тоже застыл, и тишину в комнате нарушало только хриплое дыхание. Сначала одно на двоих, а потом разделившееся на короткий шепот и ответный вздох сквозь зубы.
Майк не мог пошевелиться. Ему казалось, как только он сделает малейшее движение, придется снова удерживать силой, а это внезапно потеряло всякий смысл, если то, что он чувствовал, сжимая руку, было правдой.
Получить удовольствие, доказав свое превосходство – это одно. Услышать чужие стоны удовольствия при этом и осознать, что заставляешь стонать против воли – совсем другой уровень. Единственный, на котором, сжимая зубы на самом уязвимом месте, можно вдруг испытать ощущение, очень похожее на нежность, от которой зубы разожмутся сами собой, и язык начнет зализывать следы от укусов.
Кажется, он даже что-то сказал. Шепотом на ухо, сжимая руку сильнее и делая так, чтобы снова услышать вздох сквозь зубы и почувствовать, как скользит под губами кожа, когда голова невольно поворачивается в сторону шепота. Всего два слова.
Стой тихо.
Я сделаю все, как тебе нравится, потому что когда это нравится нам обоим, господь и его хмурые ангелы с мечами наизготовку, наконец, забывают обо мне, будет хорошо, только слушай меня и стой тихо.
Он рискнул одной рукой погладить напряженный затылок, обхватил шею пальцами и, прижавшись щекой к горячей скуле, задал простой вопрос.
От того, как под пальцами обозначились позвонки, когда Джесси покорно опустил голову, Майку впервые захотелось развернуть его к себе лицом, заставить открыть рот и узнать, сколько тот сможет продержаться, если высосать весь кислород из легких. Но он не стал тратить на это время.
Можно было перестать давить так сильно и перейти от схватки в рукопашную к перемирию, скинуть, наконец, кобуру, успокоить, а потом снова прижать к стене и не выпускать, пока не услышит тех самых слов на выдохе.
Будет хорошо, только подожди немного.
- Он ко мне и пальцем не притронулся ни разу.
Майк сначала не обратил внимания. Потом остановился. Джесси не разговаривает, когда они этим занимаются.
- Ему это на фиг не нужно.
Ну, или не таким глухим монотонным голосом.
- Не забивай себе мозг, у него жена и дети, он ради них глотку любому перегрызет. Я ему никто. Обезьянка на побегушках.
Майк убрал руку. Он разом протрезвел, словно залпом выпил нашатырной настойки. Дурманящий сладкий запах сменился резкой горечью.
В сказанных словах ее было столько – хоть в абсент добавляй вместо полыни. Опасный, говорят напиток – можно быстро зависимость заработать. Некоторые даже с ума сходят. Майк бы сейчас не отказался.
Его выбросило обратно в реальность, и ничего не осталось, кроме полутемной комнаты, в которой двое по-прежнему стояли рядом, а на самом деле их вдруг разделило расстояние в миллиарды парсеков.
Из своей галактики Майк смотрел на худую спину перед собой.
Джесси слишком часто стоит спиной к своему напарнику. Он не знает – Хайзенберг давно заметил, что Майк зовет Джесси только по имени, даже когда докладывает боссу по телефону. Джесси слишком занят своими рефлексиями, чтобы поднять голову и оглядеться по сторонам. Так что он не удивляется, когда Хайзенберг даже сквозь респиратор глядит на Майка так, словно тот увел у него жену, отнял детей и заставил переписать всю собственность на свое имя в придачу.
А Майк отвечает невозмутимым взглядом.
Если он и догадывается, его бесит вовсе не то, как и где Джесси проводит свои ночи. Ему это все, действительно, на фиг не нужно. Ему нужно гораздо больше. Живи Уолтер Уайт несколько веков назад где-нибудь в Испании, его б сдали в застенки инквизиции – и не за банальный приворот или зельеварение. Темная магия, порабощение чужой души – вот что ему нужно. За такое на костре сжигали посреди площади. Майк бы лично подбросил дров в огонь, если б не знал, что это бесполезно – чары наведены, убьешь чародея – его жертва первой тебя проклянет.
Майк отошел, пристегнул кобуру к поясу и, надевая куртку, сказал:
- Завтра в восемь.
- Подожди… - Джесси оглянулся, как будто никак не мог поверить, что все вот так разом закончилось.
- Сам подожди. Завтра много работы, чтоб в восемь стоял на пороге и был в адеквате.
- Сказал тебе – не торчу, - машинально ответил Джесси, глядя через плечо.
- Слышал. С кофеваркой обращаться умеешь?
- А?
- Кофе. Варить. Умеешь? В кофеварке.
- Ага…
- И то хорошо. Лаборатория отменяется.
- А мистер Уайт?
Майк постоял немного, потом обернулся, подошел к Джесси и мягко ответил:
- Пошел он на ..й, твой мистер Уайт.
- Да что я такого сделал? – Джесси бежал следом. Похоже, он забыл, что из одежды на нем остались только трусы, и собирался бежать за Майком прямо по улице до машины.
Майк не желал доставлять такое удовольствие соседям и случайным прохожим. Он резко остановился, и Джесси с разбегу налетел на него. Схватив парня за локоть, Майк потащил его обратно в дом, чувствуя себя полным идиотом. Ни дать ни взять семейные разборки, на которые его вызывали в бытность участковым по району.
Джесси хоть и артачился, но шел, повинуясь грубой силе, а когда они оказались за дверью, вырвался, и Майк отступил на шаг - парень изо всех сил толкнул его к стене обеими руками.
- Я что, тебя еще просить должен? – он снова размахнулся, но Майк перехватил руки и сжал запястья.
– Тебе это надо? – Джесси даже не поморщился.
- Я тебе сказал, что мне надо.
- И все?
И тут Майк вдруг подумал - если Гус не сумеет договориться на деньги…
- Знаешь что? Выучи, наконец, что на твоих бочках написано, - он отбросил руки и развернулся к двери.
С этим надо заканчивать. Это уже не просто слабое место. Это худший вариант мозгоебства, когда двое одновременно выносят мозг не только друг другу, но и сами себе заодно.
- Не ходи за мной.
Если б Майк мог видеть, что происходит за дверью, которую он со всей силы за собой захлопнул, то снова ощутил бы гордость за собственные успехи в борьбе с никотиновой зависимостью у Джесси Пинкмана. Парень опустился на пол прямо в прихожей, уткнулся лицом в колени, сцепив руки в замок на затылке, посидел немного, а потом поднял голову и потянулся к синей пачке, валявшейся неподалеку. Открыть получилось не сразу, но он справился, хоть и никак не мог унять дрожь в руках. Вытащил сигарету и беспомощно оглянулся в поисках зажигалки. Уставился на собственные вещи, в беспорядке разбросанные по комнате, и вдруг смял пачку и изо всех сил зашвырнул ею об стену. Пачка упала на стеклянный столик у стены, и тот издал еле слышный звон. Как будто в пачке лежало что-то маленькое и тоже стеклянное.